Происходящее в Грузии, с одной стороны, порождает чувство растерянности. Какие-то люди осуждают Саакашвили, клянутся, что он уже скоро не будет президентом (как клялись и год назад). Не успел выучить фамилию Бурджанадзе, как выясняется, что сегодня у них главный оппозиционер — Аласания, а делегацию на переговорах почему-то возглавляет Зурабишвили (впрочем, через запятую приводится еще полдюжины фамилий). И запоминать их бессмысленно, равно как и фамилии ближайших приспешников Саакашвили, потому что нынешние оппозиционеры — все как есть вчерашние приспешники. Почему-то бунтует какой-то элитный батальон, но бунтует, не выходя из казарм и накануне учений НАТО в Грузии, к которым давно готовились. Долго готовились и к переговорам, на которых оппозиция хочет обсуждать только один вопрос: как уйти Саакашвили (а что будет с Грузией, их не волнует?). И всех их пытается разнять патриарх, который стал главой Грузинской церкви еще при раннем Брежневе.
С другой стороны — все это напоминает год 1993-й в России. Та же острота противостояния власти и оппозиции. Те же бессмысленные переговоры, когда всем ясно, что договариваться ни те, ни другие не хотят, а главное — не умеют.
Истоки сходства этих ситуаций понятны: ощущение частью общества не просто глубокого кризиса, а полной национальной катастрофы плюс персонификация ответственности за эту катастрофу в личности главы государства — харизматического лидера, лишь недавно сокрушившего ненавистный старый режим. Плюс недавно выученный урок, что власть (в том числе демократически обретенная) не сакральна: пошумишь посильнее на улице — она, глядишь, и падет. Плюс отсутствие оппозиции, которая могла бы думать о будущем страны.
Россию тогда спас здравый смысл значительной части элит, рационально выбравших Ельцина как меньшее зло по сравнению с реставраторами прежнего режима. Но ничего похожего в сегодняшней Грузии не наблюдается. Удача в проведении некоторых реформ перечеркнута глубокой национальной травмой, возросшим количеством беженцев и утратой какой-либо надежды на излечение (нельзя вылечить ампутированную конечность). Харизматичность — сильнодействующее лекарство, которое нельзя принимать постоянно, а "терапевтов", то есть нормальных лидеров и управленцев, Грузия воспитать не смогла. Эту проблему мог бы помочь решить Запад, но опереточность грузинской политики внушает Европе единственно правильное решение — не лезть в конфликт, увещевать оппонентов с дистанции.
Бывает в таких случаях, что степень гнилости власти или трусости властителя всплывает на поверхность, и режим рушится (правда, это не гарантирует, что на смену ему приходит более дееспособная власть). Однако более вероятно, что Саакашвили удержится, протестная волна отхлынет и все отложится до следующих выборов. Увы, и этот сценарий не будет означать, что в Грузии получилось дееспособное государство.