У Токио нет вида. Попытка найти ресторан с видом в Токио обречена. Или это 91-й этаж твоей собственной гостиницы, или же тебя пошлют на три этажа под землю, где в кафельном переходе зарыты прекрасные лапшевни и сушарни.
Уличные картинки не сопровождаются текстом, потому что иероглифы отрубают всю письменную информацию. Редкие вкрапления английского встряхивают так же, как европейские лица в толпе. В метро тебя до поры до времени заманивают английскими надписями. А потом ты вдруг упираешься в схему пересадочной станции, которая вся перепутана как настольная игра-бродилка без единого слова по-английски. Переход на другой уровень оказывается невозможен.
Когда японцы переходят дорогу, это напоминает подготовку к кулачному бою — с двух сторон улицы на переходе скапливаются две толпы. Напряжение между ними растет. Но вот красная ладошка на светофоре сменяется на зеленую, толпы бросаются навстречу и мгновенно проходят друг сквозь друга как нити в ткацком станке. Как будто бы над этим трюком поработал гениальный хореограф.
Вечером японцы едут отдыхать в веселые кварталы. Они и вправду самые живые и веселые в городе, эти кварталы. Они по-своему целомудренны: в "отель на час" ходят семейные пары — спокойно, привычно, не глядя друг на друга ни до, ни после. Секс-индустрия в Японии поставлена, должно быть, прекрасно, но строго сегрегированна. Она только для местных. Иностранца не пустят, он слишком большой, неловкий и грязный. И то сказать, секс европейца с японской женщиной, это явная педофилия. Ему предложат потренироваться на эмигрантках. И предложат ему это черные в бейсболках, говорящие на утрированном американском. Возможно, это тоже японцы, специально выведенные на Окинаве, в районах военных баз.
Люди вокруг заряжены на удовольствие. Японец быстро и счастливо пьянеет, и в этом состоянии он просто чудесен. Он сидит и улыбается миру и радуется даже тебе, несмотря на всю твою европейскую широкоглазую рожу.
В баре веселая компания, сверкая зубами, угостила меня саке и попросила вернуть Курильские острова. Я вспомнил отца, который их занимал, и пообещал отдать, как только смогу.
Глава сушарни угощает меня живыми суши — крепко шлепнув рукой перед подачей на стол сгусток морской плоти, который шевелится ошеломленно, пока я его ем.
Говорят, что с японцем трудно договориться. Но уж если вы договорились с японцем о чем-нибудь, у вас нет шансов отвертеться от его услуги. Он выполнит вашу просьбу, хотя бы для этого ему пришлось вас связать и зарубить мечом. Таксист непреклонно довезет вас туда, куда, как ему кажется, вы хотите попасть. Даже если он ошибется, это не от незнания английского, а от излишней преданности великой идее таксизма.
В банке у стойки обмена валюты разложены очки, которые здесь тебе по идее должны втирать, а не выдавать даром. Все вежливое здесь делается двумя руками — передается визитная карточка, вручается подарок, переставляется блюдо за столом. А как же тайна хлопка одной ладонью, спросите вы. Тайны нет, в Японии он просто выполняется по мозгам, ошеломляя тебя, как креветку, выползшую на суши.