Борьба против себя

Если уж говорить о "Рестлере" Даррена Аронофски, то посвятить этот рассказ надо исключительно Микки Рурку. Не потому, что в истории Голливуда, пожалуй, и не было столь мощного бенефиса актера, которого критика и публика не раз и не два заживо похоронили и который сам приложил немало усилий, чтобы разнести в щепки свою карьеру. И не потому, что немыслимую для своего возраста физическую форму демонстрирует пожилой актер, превративший себя ради роли умирающего на ринге лузера в нечеловеческую гору мускулов. Просто Рурк в роли рестлера Рэнди Тарана Робинсона выходит за пределы актерской игры в традиционном понимании. Его Таран — не персонаж: то ли галлюцинация, то ли оживший кошмар, то ли стихийное бедствие. Несчастный, израненный великан с падающими ниже плеч белыми волосами, с лицом ребенка-людоеда, похожий на ожившего глиняного истукана Голема, сошедшую с места скалу, героя самых древних, самых варварских мифов.

Некогда Рурк сыграл в фильме Барбе Шредера "Пьянь" (1987) писателя-бузотера Генри Чинаски, альтер эго автора сценария, великого пропойцы американской литературы Чарльза Буковски. Актер отозвался о нем так: "лицо Буковски похоже на воронку от взорвавшейся бомбы". В таком случае лицо Тарана похоже на ландшафт, образовавшийся на месте города, испепеленного атомной бомбой.

"Я всегда знал, что должен совершить что-то особенное, может быть, ограбить банк",— признался однажды Рурк. Роль Тарана — рискованное пари, вызов зрительским ожиданиям, сравнимый по смелости с налетом на банк. Закон Голливуда гласит: нужно, чтобы зритель отождествил себя с героем, иначе фильм обречен. Таран же вызывает резкое отторжение. Нормальная зрительская реакция: знать ничего не желаю об этой твари. В самом деле, можно отождествить себя с алкоголиком, наркоманом, бомжом, но не с этим маргиналом, практикующим, быть может, самое маргинальное занятие в мире: грубо подтасованные, отталкивающие бои без правил, участники которых лупцуют друг друга столами, стульями и костылями. Но ближе к развязке Таран обретает патетическое величие, превращаясь из статиста вульгарного фарса в героя трагедии.

Эта метаморфоза оказалась возможной только потому, что Рурк не сочиняет своего персонажа. Таран — это и есть он сам. Фильм — метафора его жизни. Ринг — метафора кинематографа. Таран, организм которого предельно изношен, знает, что следующий бой неизбежно станет для него последним. Он пытается бежать из этого "спорта" в нормальную жизнь, но не может не вернуться на арену. Точно так же Рурк, изливший, не стесняясь в выражениях, свою ненависть к кино, в 1991 году бежал из Голливуда в профессиональный бокс. Но через четыре года все-таки вернулся в ненавистную профессию.

Еще неизвестно, кто — Рурк или Таран — заработал в жизни больше шрамов. За четыре года боксерской практики Рурк сломал скулу, два ребра, палец, четыре сустава на руке и нос. У него начались провалы в памяти. Врач поинтересовался: "Сколько, говорите, вам платят за бой? Так вот, после следующего боя вы не сможете даже пересчитать эти деньги". И это не говоря о сравнительно мелких неприятностях вроде дома, отобранного за долги. Новое лицо Рурку долго собирали буквально по кусочкам: урод Марв в "Городе греха" (2002) Роберто Родригеса пропитан жестокой самоиронией. А до того, как Родригес доверил ему эту роль, Рурку пришлось начинать актерскую карьеру почти с нуля, перебиваясь эпизодами и испытывая бесконечную благодарность к Шону Пенну за то, что тот решился снять этого "живого мертвеца" в крохотной роли отца убитого ребенка в "Обещании" (2001).

Перед бегством из Голливуда Рурк уже играл боксера с отбитым зрением и слухом, самоубийственно возвращающегося на ринг,— в фильме Майкла Серезина "Свой парень" (1988). Сценарий он написал сам, замыслив его как историю "анти-Рокки" из Майами, города, где в детстве Рурк проходил школу уличных драк и мелкой уголовщины. За ней последовали нью-йоркские "университеты": работа массажистом в борделе, вышибалой в баре для трансвеститов, продавцом каштанов в Центральном парке, дрессировщиком бойцовых собак. В Таране, кстати, есть что-то от такой собаки-гладиатора.

Символично, что свою первую роль на сцене Рурк сыграл в пьесе Жана Жене, главного маргинала французской литературы ХХ века, шпаны, вора, гея. Жене превозносил "черных пантер" и палестинских боевиков так же, как Рурк будет превозносить бомбометателей из Ирландской республиканской армии. Готовясь к роли раскаявшегося террориста в "Отходной молитве" (1986) Майка Ходжиса, он настолько погрузился в материал, что поддержал ИРА деньгами, насмерть рассорился с продюсером Сэмюэлем Голдвином и вытатуировал на левом предплечье цветок клевера, символ Ирландии. Татуировки Рурка, как и его байкерское лихачество, дружба с типами, от вида которых брала оторопь даже отпетого Буковски, пьянство, дебоши, наркомания,— притча во языцех. Особенно экстравагантно они смотрелись на теле актера, когда он играл в фильме Лилианы Кавани "Франциск" (1989) великого юродивого Средневековья святого Франциска Ассизского.

Если герой Рурка участвует в поединке, он непременно гибнет. Если грабит банк, дело оборачивается кровавым конфузом. Если заключает пари, то в лучшем случае разоряется. Даже в мягком садомазохизме забав гедониста Джоне из "9 1/2 недель" (1986) Эдриена Лайна есть что-то обреченное. Можно было бы сказать, что амплуа Рурка — лузер, но это не совсем так. Рурк — уникальный актер, который никогда не был молодым, с самого начала своей карьеры он играл людей, у которых все уже в прошлом. Порой кажется, что они уже давно умерли, но до сих пор этого не заметили. Мотоциклист-дальтоник из "Бойцовой рыбки" (1983) Фрэнсиса Форда Копполы с безвольно повисшей на губе сигаретой. Ничтожный частный сыщик Гарри Энджел из "Сердца ангела" (1987) Алана Паркера, пытающийся найти самого себя по заказу дьявола. Беглый убийца Майкл Босуорт из "Часов отчаяния" (1990) Майкла Чимино. Охотник за головами Эд из "Домино" (2005) Тони Скотта. Даже единственный, казалось бы, несомненный герой в фильмографии Рурка — полицейский Стэнли Уайт из "Года дракона" (1985) Майкла Чимино — отчаянно пытается выиграть на улицах нью-йоркского Чайна-тауна войну, которую давным-давно проиграл во вьетнамских джунглях.

Публика часто отождествляет персонажей с актером. В случае с Рурком это отождествление кажется простым и логичным. Лузер на экране — лузер в жизни. Но, несмотря на всю изломанность актерской карьеры Рурка, она не просто целостна: ее богатству могут позавидовать многие из первых звезд Голливуда. В списке режиссеров, с которыми работал актер, много ярких имен. Барри Левинсон, в "Закусочной" (1982) которого он сыграл свою первую значительную роль, и Коппола. Стюарт Розенберг и Чимино, Паркер и Родригес, Вонг Кар-Вай, Шредер, Кавани. Рурк чувствует себя в рамках профессии настолько свободным, что позволяет себе роли, которые напрочь загубили бы любую другую актерскую карьеру, например, зэка-трансвестита "актрисы Джен" в "Звероферме" (2000) Стива Бушеми. Этот список мог бы быть еще ярче, если бы сам Рурк высокомерно не отказался от участия в "Молчании ягнят" Джонатана Демми и роли боксера Бутча в "Криминальном чтиве" Квентина Тарантино, доставшейся в итоге Брюсу Уиллису. Теперь к этому списку добавился Даррен Аронофски, один из главных вундеркиндов минувшего десятилетия, получивший за "Рестлера" венецианского "Золотого льва". Впрочем, благодарить за эту награду он должен прежде всего актера Микки Рурка.