Смесь французского с новосибирским

"Макбет" Дмитрия Чернякова в Париже

Премьера опера

В Парижской национальной опере прошла премьера оперы Джузеппе Верди "Макбет". Режиссером постановки (осуществленной под эгидой интенданта Opera national de Paris Жерара Мортье как копродукция с Новосибирским театром оперы и балета) был Дмитрий Черняков, а музыкальным руководителем — Теодор Курентзис. На премьере в Opera Bastille побывал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.

Резко непривычного для парижан в этом спектакле хватает — начиная от трогательного уточнения "coproduction avec l`Opera de Novosibirsk", которым украшены афиши. По большей части это непривычность визуальная: премьерная публика, дружно устроившая ураган аплодисментов солистам и Теодору Курентзису, при выходе на поклоны режиссера резко разделилась в своих реакциях приблизительно пополам — кто-то реагировал криками "браво!", а кто-то не менее эмоциональным "boo!". Дряхлый же месье, сидевший впереди меня, весь спектакль время от времени сокрушенно качал головой, а то и крутил пальцем у виска. Но ручаюсь, что хватает и моментов, когда любой зритель, довольный и недовольный, глядит на то, что ему показывает сцена, с невольным восхищением. В этом "Макбете" Черняков-художник по размаху чисто технической изобретательности и изощренности превосходит сам себя, что, правда, как следствие, делает этот спектакль не слишком мобильным. Многотонную конструкцию с электронной начинкой, обеспечивающую спектаклю всю эту сценографическую феерию, изготовили в Париже и из Парижа специально свозили на время тамошней премьеры в Новосибирск.

Перемещение между местами действия обозначается не задергиванием занавеса, а перемещением курсора по внезапно вырисовывающемуся во всю сцену гигантскому экрану с компьютерной панорамой города — скромного зеленого городка в духе Америки 50-х. Словно в анимированной компьютерной карте со спутниковыми фотографиями, выбранный фрагмент надвигается, растет и вдруг превращается в реальную сценическую "картинку": асфальтированный плац, больше напоминающий пустырь, или большое окно, за которым гостиная в таунхаусе Макбета.

Это два полюса, между которыми распределено все действие. Площадь, окруженная халабудами (которые больше всего похожи на зловеще увеличенные домики с детских рисунков), царство многолюдной серой толпы, которая, несмотря на чинность своих повадок, неуправляема и иррациональна. Она восторженно набрасывается на вернувшегося с войны Макбета; в ней подвыпившему на радостях главному герою чудится хор ведьм, обещающих ему корону; она же, не теряя чинности, умерщвляет Банко — и она же поднимается против самого Макбета. Ее мотивы, кажется, все равно не объяснить логически, и именно поэтому больше всего внимания перепадает странному симбиозу Макбета и его супруги. Комната в доме этой четы, которую видит зритель, еще один сценографический шедевр Дмитрия Чернякова, может быть, даже более убедительный, чем комната в доме Лариных или комната в доме родителей Тристана. Настолько точно складываются скупые детали — теплые оттенки, натуральный огонь камина, лампа, сами пропорции пространства — в атмосферу уюта, живого и трогающего, как счастливое детское воспоминание, но отжившего свое, обреченного.

В одном случае — всегда толпа, и даже обезумевшему от горя Макдуфу приходится петь свое "Ah, la paterna mano", сидя в кроватке убитого ребенка посреди этой толпы. В другом — только Макбет с супругой да редкие домочадцы: хоры и даже часть ансамблей в соответствующих случаях звучат из-за сцены. В финале, когда одинокий Макбет падает замертво, стены гостиной рушатся под ударами опять-таки невидимых повстанцев, и это видится прежде всего отображением приватной катастрофы, а не общественным потрясением. Спектакль — что в случае этой оперы Верди неожиданно — вообще превращается в психологическую драму, не менее личностную по звучанию, чем, скажем, "Травиата". Это только подчеркивается работой оркестра под управлением Теодора Курентзиса, тонкой, строгой, детальной, с сосредоточенными темпами и сдержанными кульминациями.

Не у всех солистов получалось держаться на том уровне актерской тщательности, которого такой спектакль требует, хотя в смысле вокала, скажем, к Банко в исполнении Феруччо Фурланетто или к Макдуфу Стефано Секко не придерешься. Но тем рельефнее смотрелись Макбет с супругой в исполнении соответственно Димитриса Тилякоса (греческий баритон пел и в новосибирской премьере) и Виолеты Урманы: если голос первого более впечатлял симпатичным совпадением с образом, то вторая вдобавок к прекрасной игре демонстрировала уже абсолютную красоту, силу и выносливость своего сопрано. Он — неврастеник с путаными амбициями, смертельно боящийся сильных шагов. Она — тетка без всякого флера романтической злодейки, просто в отличие от мужа следующая не рассусоливаниям рефлектирующего ума, а слепому чувству, заставляющему ее нянчиться с супругом, постоянно его утешая и подбадривая. Если надо ради карьеры Макбета развлечь гостей — она будет показывать фокусы, если надо кого-то убить — рассердится и убьет. И с ума она сходит не от угрызений совести, а от того, что ничего у нее не получилось, что свою жизнь неистово любящей жены она прожила напрасно.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...