Книги с Лизой Биргер и Анной Наринской

"Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя"

Катриона Келли

М.: НЛО, 2009

Сейчас новая книга про Павлика Морозова представляет ценность именно потому, что никаких бурных чувств этот персонаж уже не вызывает. И можно не без интереса разобраться в том, из чего этот мальчик был сделан. Что, собственно, нам и предлагает влиятельная британская исследовательница Катриона Келли.

Последняя вспышка истерического внимания к фигуре Павлика у нас наблюдалась на рубеже 1980-х и 1990-х. Тогда на волне всеобщих разоблачительных откровений вышла книга Юрия Дружникова "Доносчик 001", в которой утверждалось, что умственно неполноценный подросток Павел и его девятилетний брат Федор были убиты сотрудниками ОГПУ, чтобы развернуть антикулацкое дело. В сюжетах, прошедших по разным телеканалам, престарелые жители деревни Герасимовка Свердловской области с удовольствием отыгрывались на развенчанном односельчанине, а где-то даже промелькнуло сообщение о том, что на могилу Павлика "полдеревни ходило испражняться". Что вообще-то следует расценивать как черную неблагодарность — в советское время благодаря Павлику условия в Герасимовке были лучше, чем в других местах. В деревню проложили хорошую дорогу, выстроили школу и Дом культуры, а музей его имени предоставлял местным жителям некоторое количество непыльных рабочих мест.

Но самая разоблачительная гипотеза насчет Павлика — это бытующее еще с советских времен предположение, что его вообще не было. Что вся история была придумана в рамках пропагандистского проекта.

Катриона Келли с этой теорией в своей книге даже не спорит. Для нее, тщательно изучившей тома документов из архива ФСБ, встречавшейся с жителями Герасимовки и множеством других информантов, очевидно — был Павлик.

Но притом что автор книги предлагает не только внятное описание процесса над дедом и двоюродным братом мальчиков, но и собственное расследование этого преступления, самое интересное в ее труде — именно рассказ о пропагандистском проекте.

И, надо сказать, ее анализ мифа о Павлике и его источников в каком-то смысле меняет наше представление о том, для чего был увековечен этот мальчик. Вернее, о том, что именно хотели увековечить.

Основных источников легенды о Павлике Морозове, считает Катриона Келли, три. Нацистская пропагандистская повесть "Юный гитлеровец Квекс", судьба детей Николая II и дело Бейлиса.

С гитлеровцем Квексом все очевидно — сталинская пропаганда во многом равнялась на пример пропаганды нацистской. Повесть Карла Алойса Шензингера была опубликована в Германии в 1932 году — в год процесса над убийцами Морозова. В 1933-м вышел фильм, получивший еще большее признание, чем книга, а спустя еще год канонизация Павлика вступила в решительную фазу — Максим Горький начал сбор средств на установку ему памятника "у Александровского сада, при входе на Красную площадь".

Герой немецкой повести, пишет Катриона Келли,— зеркальное отражение Павлика Морозова. Несмотря на побои отца-коммуниста, смелый Квекс не отступает от своего решения стать членом гитлеровского молодежного движения и предупреждает юных гитлеровцев о запланированном нападении коммунистов. В отместку злобные коммунисты убивают его. Умирая, мальчик-мученик Квекс запевает марш нацистов.

Убиенных детей Николая II, особенно царевича Алексея, также в каком-то смысле можно считать зеркальным прототипом Павлика Морозова. По мнению Катрионы Келли, необходимость создать альтернативу царевичу Алексею, убитому в столице области, где находилась деревня Павлика, могла стать подспудной мотивацией морозовской легенды. Страшная судьба царских детей долго еще будоражила воображение людей и порождала всяческие слухи. "Большевики стремились подчеркнуть,— пишет британская исследовательница,— что враги советского государства куда более безжалостны к детям".

Дело же Бейлиса послужило тем, кто раскрутил историю Павлика Морозова, наглядным примером того, какой резонанс может приобрести таинственное убийство ребенка. Есть даже намеки на то, что поначалу убийство братьев Морозовых хотели представить каким-то кулацким ритуалом. В материалах следствия имеется, например, сообщение, что когда тела мальчиков принесли в деревню, к их матери обратилась ее свекровь Ксения Морозова со словами: "Татьяна, мы наделали мяса, иди, ешь его".

Получается — образ Павлика замышлялся как образ юного советского мученика, а его свидетельство против отца, оказавшееся впоследствии центром этого мифа, было лишь краской, штрихом к портрету героя, иллюстрирующим и без того очевидный факт, что родная советская власть дороже родного, но несоветского отца. Но именно этот штрих и загубил легенду о Павлике. Павлик-доносчик затмил Павлика-мученика. Полюбить этого героя (в отличие, скажем, от Тимура и молодогвардейцев) оказалось совершенно невозможно. Даже Сталин вроде бы однажды сказал: "Ну и мерзавец! Донес на собственного отца".

"Не только Холмс"

М.: Иностранка, 2009

В этом толстом томе прекрасно почти все — шрифт, кремовая бумага, рисунки из журналов того времени, размещенный в конце издания иллюстрированный глоссарий, благодаря которому можно наконец-то разобраться, чем хэнсомский кэб отличается от двуколки и как аскотский галстук взаимодействует с гладстонским воротничком.

Эта прекрасность, дополненная, возможно, не самой изысканной, но, безусловно, солидной обложкой, в каком-то смысле даже вредит сборнику — из-за нее он может показаться эдаким подарочным вариантом, книжкой-игрушкой, которую стоит разве что бегло просмотреть, перед тем как упаковать в красивую оберточную бумагу.

Так что стоит предупредить — сборник викторианских детективных рассказов "Не только Холмс" предоставляет читателю возможность замечательного, но неторопливого и внимательного чтения. Причем читать надо подряд и все. Вот, например, краткие биографии авторов, предваряющие тексты,— их ни за что нельзя пропускать.

По меткому выражению одной читательницы сборника, эти писатели сами вполне могли бы быть персонажами своих собственных произведений. Да и не собственных тоже. Честертону мог бы пригодиться отец Виктор Лоренцо Уайтчерч. У Агаты Кристи вполне могла бы фигурировать прикованная тяжелым недугом к креслу миссис Вуд — респектабельная, но любознательная.

И вообще, авторы этого сборника составляют блестящую галерею викторианцев. Гранта Алена современники характеризовали как "атеиста, социалиста, ботаника, зоолога, химика, физика, антрополога, историка, журналиста, критика, романиста". Артур Моррисон провел детство в трущобах лондонского Ист-Энда, а умер богатым человеком, страстным собирателем японских гравюр. Матиас Макдоннелл Бодкин был членом ирландского парламента. Гай Бутби до того, как стать писателем, попробовал множество занятий, включая ремесло ловца жемчуга. Эрнст Уильям Хортунг женился на сестре самого Артура Конан Дойла. Эмма Орци была настоящей венгерской баронессой. Жак Фатрелл утонул во время катастрофы "Титаника".

Но это не значит, что сборник "Не только Холмс" представляет собой ценность только как period piece, литературный слепок модной сегодня Викторианской эпохи. Нет, там есть несколько текстов удивительных, даже завораживающих.

Таков, например, рассказ Мэтью Фиппса Шила "Кровь Орвенов". Сам Шил — уроженец Вест-Индии, сын ирландского методистского проповедника и мулатки, а впоследствии друг Оскара Уайльда и Роберта Луиса Стивенсона — не только мог бы стать персонажем собственных произведений, но и стал им. Шил отвел себе роль доктора Уотсона при своем Шерлоке Холмсе — таинственном князе Залесском. Этот русский князь, в котором смешались эстетство Жана дез Эссента и обреченность героев По, разгадывает страшные тайны, не отрываясь от трубочки с гашишем и не вставая с кушетки, около которой "в открытом саркофаге, стоявшем на трех медных опорах, лежала мумия жителя древнего Мемфиса; погребальный покров сгнил, обнажая взору ужасающую гримасу".

Или текст американки Мэри Эллы Уилкинс "Длинная рука". Его атмосфера точно соответствует настроению знаменитой картины Гранта Вуда "Американская готика". Там фермер и фермерша странно застыли на фоне своего коттеджа, рука мужчины то ли покоится на рукоятке вил, то ли, наоборот, судорожно сжимает ее. Вид зашторенных окон аккуратного домика внушает смутную тревогу — за этими беленькими занавесочками могло произойти что угодно.

Но подлинный хит "Не только Холмса" — рассказ Мелвилла Дэвиссона Поста "Corpus delicti". Герой Поста адвокат Рэндольф Мейсон отнюдь не ловит преступников, а, напротив, идеально зная законы и предоставляемые ими лазейки, спасает их от справедливого наказания. Самодовольная цель Мейсона — доказать, что "самые страшные преступления, в том числе убийство, могут быть совершены таким образом, что, будь даже преступник известен и взят под стражу, закон не сможет наказать его". В "Corpus delicti" описано убийство, совершенное именно таким образом. И описано оно также восхитительно хладнокровно, как и содеяно. "Мужчина быстро высвободил правую руку и вытянул из рукава большой мексиканский нож. Он провел пальцами по боку женщины. Ощутив биение ее сердца, он занес нож, крепко сжал рукоятку и вонзил отточенное лезвие женщине в грудь. Хлынула горячая кровь, потекла по его руке, полилась на ноги. Мужчина встал, вытащил нож и вложил его в чехол на поясе, расстегнул платье и стащил его с трупа... Положил тело в ванну и начал расчленять его тем самым мексиканским ножом... Тщательно разрезав тело на мелкие куски, он убрал нож в чехол, вымыл руки".

Существует мнение, что описание насилия "просто как части жизни" — один из признаков современной литературы. В таком случае, я мало встречала текстов более современных.