Россия отпраздновала юбилей Гоголя новой экранизацией "Тараса Бульбы". Обозреватель "Власти" Андрей Плахов с удивлением узнал в былинном запорожском казаке конъюнктурного российского патриота.
"Тарас Бульба" впервые был экранизирован сто лет назад, и с тех пор еще восемь раз в разных странах, причем Бульбу играли такие звезды, как, например, Юл Бриннер. Появления новой киноверсии знаменитой повести ждали как чего-то неизбежного, ведь сегодня только ленивый не мечтает снять патриотический блокбастер, а тут еще как нельзя более кстати нагрянул гоголевский юбилей.
Когда сходятся такие экстравагантные личности, как Николай Гоголь (доказывать не надо), Богдан Ступка (сыгравший трех безумцев у Юрия Ильенко, Киры Муратовой и Кшиштофа Занусси) и Владимир Бортко (недавно вступивший в Компартию), жди либо нечаянного шедевра, либо беды. Своего рода маленький шедевр получился у Бортко при столкновении с булгаковским "Собачьим сердцем", после чего режиссера прописали по ведомству умелых интерпретаторов русской классики. Но Гоголь никакая не классика, это поэтическое хулиганство в чистом виде, имевшее целью в XIX веке заменить эпос Гомера легендами и мифами Запорожской Сечи XVI века.
И ведь получилось: каждый школьник, хочет не хочет, что-то знает про бесшабашного разбойника и душегуба Бульбу, про двух его парубков-сыновей, одного почвенника, другого западника, и роковую для второго красавицу полячку. Украине, однако, надо было войти в клинч с РФ и затеять политический роман с Польшей, чтобы сказочный "Тарас Бульба" обрел актуальность как патриотический блокбастер, причем при желании патриотизм можно повернуть в любую сторону — хоть в польскую.
Русскоязычного Гоголя не слишком жаловали на самостийной Украине, но в конце концов пришли к выводу, что и он может на что-то сгодиться. Возник международный проект экранного "Тараса Бульбы" с Жераром Депардье, добрым другом президента Ющенко и его супруги, да так и почил в бозе. Депардье человек неожиданный, без тормозов, и на пресс-конференции в Москве ляпнул, что он точно так же водил дружбу с Леонидом Кучмой, а Украина, по его мнению, вообще исторически является частью России. С подобными упадническими настроениями делать украинского "Бульбу" было бы рискованно, хотя именно Депардье с его звериной харизмой и раблезианским юмором, неподражаемый в "Астериксе и Обеликсе", мог бы придать образу мифологический гоголевский масштаб. И одновременно — острую карикатурность комикса, что сообщило бы всей идее не только политическую, но и художественную актуальность.
Тогда за дело взялись великороссы, причем привлекли лучшие национальные кадры всех заинтересованных сторон. Казалось бы, успех в кармане, но что-то не срослось. Ступка, может, и не уступает как артист именитому французу, но Гоголя ему с Бортко осилить не удалось. Именно потому, что мы не потомки древних галлов, проливавших кровь две тысячи лет назад, потом тысячу лет приводивших свою землю в порядок и нынче никак не склонных пожертвовать ради абстрактных идеалов (сколь угодно патриотических) хоть одной реальной виноградной лозой или гусиной особью, откормленной для производства фуа-гра. Чтобы ваять национальный эпос, надо быть либо Довженко с его "личным" революционным безумием, либо тогда уж циничным современным сказочником. Нельзя оставаться посередине.
Фильм Владимира Бортко стремится занять как раз эту неудобную позицию. С одной стороны, он выглядит обращенной в прошлое утопией, где нет правил политкорректности, а стало быть, еврея можно изображать как жида, запорожского казака — как великорусского патриота, а Бульбу — как стопудовое чудище, которое ни здравый смысл, ни лютый огонь не берет. При этом ни одной ошибки в кастинге. Владимир Вдовиченков — идеальный Остап, Игорь Петренко — не менее вылитый Андрий, а Сергей Дрейден, кажется, родился для роли "хорошего еврея" Янкеля. Даже фоновые фигуры с лицами Михаила Боярского и Бориса Хмельницкого вписаны в общую композицию казацкого войска типажно безупречно. Но — если не считать польской линии — фильму фатально не хватает драматургии, а закадровый гоголевский текст звучит в устах сладкоречивого Сергея Безрукова довольно беспомощной подпоркой.
С другой стороны, единственная попытка "дописать Гоголя" и ввести в его вольный былинный мир хоть какую-то мотивацию закончилась самым большим конфузом. Аду Роговцеву в образе жены Тараса, зачем-то заколотой поляками, закатали в ковер и привезли к казакам в курень. Одновременно до Сечи дошла весть об осквернении православных храмов и кознях шинкарей. Не тратя лишнее время на эмоции, запорожцы сначала на всякий случай учинили еврейский погром, а потом двинулись походом на Польшу. Фантасмагории Гоголя тем и хороши, что в них нет причин и следствий, а есть масштаб и судьба. В фильме появляется пошлая логика "причин и поводов", информационных провокаций и демагогической пропаганды, типичная для современных войн и государственных отношений. То есть то, чем мы сыты по горло и что делает фильм, на котором иначе можно было бы вдоволь посмеяться, довольно грустным в своей конъюнктурности зрелищем.