За домом двор, туда мы ходим гулять. Во дворе детский сад, туда мы не ходим. В детском саду занятия для для мам и пап с детьми, туда мы когда-то ходили, потом перестали, и теперь снова пошли. Два часа детских удовольствий — хороводы, потешки, физкультура, пение, лепка, занятия по системе Монтессори. Даже мне бывает интересно, я могу только догадываться, насколько это захватывает двух-трехлеток. Правда, год назад Марку сделалось неинтересно. Ему не надо было Монтессори, не надо было кислородного коктейля. Он требовал лишь одного, песни про паровоз, и по часу выстаивал перед воспитательницей, домогаясь исполнения на бис. В связи с этим перманентным прибытием поезда мы покинули помещение. Минул год, паровоз вполне себе отъехал от Марка, и мы возобновили наши маленькие социальные опыты. Без них никак, если не отдаешь ребенка в садик.
Марк явился туда с чувством превосходства. Ведь мы взяли с собой Мирона. Ни у кого нет такой игрушки, а у него есть, и поди ее отбери. Даже поменяться не получится. Марк имел гордый вид до того момента, пока воспитательница по ходу игры не надела черную кепку с клювом. Она таким образом превратилась в ворону, и Марк опрометью бросился ко мне со словами "надо шпрятатя". Ясно, почему ко мне — к маме было бы опасно, потому что именно по мамам ворона пошла в поисках своих птенцов, а я был как бы вне игры. Папа вообще часто бывает вне игры, но тут это оказалось кстати.
Да, Марк боялся, кажется, очень. Но не заплакал, не попытался убежать. Даже испуга в глазах не было видно. Только абсолютная собранность и готовность к любому повороту событий. Когда стало ясно, что "ворона" никого не нашла и улетела совсем, я взял кепку с клювом и протянул Марку. Он отказался. В тот момент кепковорона была тотемом и табу.
— Страшно, ворона делала бамш! Как шалют вот так бамш! Вот так! Она их ела. Она не плаштилиновая, наштоясия. Наштоясию боюсь.
— А которая на улице, не настоящая?
— Кокорая на улите живая хотя бы. Я все время ее боюсь. Она отень большая, каркает.
Понятно, откуда ветер дует, откуда ворона летит. Мы посмотрели французский фильм "Птицы". Там только про перелетных, не про ворон, ведь вороны классом дешевле; зато есть хищные птицы. Ворона на них похожа, так решил Марк. (Бедная, бедная городская фауна.) Есть страшные моменты, например репортаж о том, как кондор заклевал пингвиненка прямо на глазах у его мамы. Это показано очень деликатно, и Марк пока не понял, что там произошло, однако отлично уяснил, что природа жестока — хотя бы потому, что в ней попадается человек с ружьем, стреляющий по перелетным птицам. Увидев, как пеликаны и кондоры парят среди громадных скал, Марк пускается в пространные комментарии.
— Мне нравится орел это хищная птица. Небошкребный орел, кокорый по небошкребам летает, на них шадитя и рыбу тащит из воды. Еще рыбу едят пеликаны. Павлины не могут. Только могут малюсенькую рыбу поймать. А вот кенгуру рыбу не едят. Они другую рыбу ловют. А вот большой небошкреб. Он до неба доштает. Беж тучи, беж облаков, прямо до неба.
Так он и модулирует от птиц к зданиям и обратно, сооружая башню из кубиков.
— А почему он упал, почему. Надо небошкреб в рамочке сделать. Шо штеной, как лодотька. Штена как рамотька, а внутри небошкреб. Надо нам поехать в Шанкт-Петербург, там где-то находются небошкребы. Их надо найти. Где они, их надо найти. Их там много. Эрмитаж он когда-то был небошкребом, но теперь его нет. Иногда так бывает хотя бы. Еще небошкребы бывают одни. Тут лесенки, тут можно к детали забраться. — Пока он все это проговаривал, сложил еще одну башню из кубиков, верхний это и есть "деталь".
— А хочешь жить в небоскребе?
— Хочу, они вышокие отень. На шамом вышоком этаже там хорошая штена. Лешнити (лестницы). Вороны тоже живут на небошкребе, ш небошкребными орлами. Ш другими не бывают, только ш этими, кокорые на небошкребы шадятя. А пигвины живут в Артанктиде. Артанктида она на юге, больше ничего на юге не находитя. А карта Европы на севере.
Ему все небоскреб, и наш семиэтажный дом, и низенькая церковь напротив, и труба местной ТЭЦ, доминирующая над тусклым пейзажем фабричной окраины.
— Надо на нее жалежть. Придвинуть вон тот домик и жалежть. Не наверх, а в серединку. Туда никак, надо домик придвинуть, а потом лестницу, чтобы достать до облаков и до неба тоже хотя бы.
Тянет повыше. Надо вверх любыми способами. Птицы хорошо, небоскребы хорошо, но лучший друг — патрульный вертолет. Как это бывает, о самых лучших друзьях человек не слишком распространяется, зато готов ради них на многое. Например, жертвовать дневным сном, чуть не сваливаться с дивана и с полузакрытыми глазами спотыкаясь бежать к окну, за которым чаще всего обнаруживается лишь серая блестящая точка, не более того. Теперь Марк ждет тепла, потому что я обещал ему покататься на вертолете от Петропавловки. Самолеты тоже в почете, в лексикон прочно вошло словосочетание "инверсионный след". Летающее и высокое просматривается во всем.
— Мама похожа на шамолет.
— Такая же большая?
— Нет это папа большой. И я большой, как папа. Я рашту же. И Мирон не маленький. Он раштет и будет как я. Мирон уже большой, но он еще не умеет делать жанятия. Надо их делать вмеште.
Ну а раз большой, можно притвориться маленьким. Раз уж "шкоро на вертолете полетим туда наверное", то пока тем более можно ползать вместе с Мироном, нечленораздельно лепетать, кусаться, пить из младенческого поильника и в любое время суток требовать протертого фруктового пюре.
— Тебе нравится быть маленьким?
— Нет маленькие не могут ешть, поэтому их нажывают маленькими. Кто иж наш лишний. Папа он большой потому что! Папе надо быть ошторожнее.
Понимаю. Носорог подслеповатое животное, но при его размерах это уже не его проблемы. И еще да, оно иногда оказывается лишним. Вне игры. Ну и ладно. Зато большое подслеповатое животное может взять ручку и стенографировать, стенографировать.
— Диван, кровать, штол, Мирон, а что лишнее. Мирон, потому что он говорит. Человечки говорят. Надо потрудитя и штанешь хорошо пахнуть. Мама подвинь штул. А у Марка где волшебное шлово? Шпасибо. Не то. На ждоровье. Я выпил! А потом я шпал, потому что мне ничего не было видно, потому что шоньте кокорое было яркое. Оно вот отсюда ошвещает глобус. Артанктида она большая, там трудно жить. Можно наришовать все штраны фиолетовым.
Надолго задумался. Вытер грязной тряпкой подоконник и, поразмыслив на формой образовавшегося пятна, обобщил:
— Это как Россия.