В рамках фестиваля "Мода и стиль в фотографии" в галерее Зураба Церетели на Пречистенке при поддержке Гете-института, Volkswagen, MasterCard открылась ретроспектива известного немецкого фотографа Сибиллы Бергеман. Ее снимки должны показаться почти родными зрителям, успевшим пожить в СССР, считает МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА, расспросившая СИБИЛЛУ БЕРГЕМАН о ее социалистическом прошлом и капиталистическом настоящем.
— Вы выросли в ГДР и стали известной, когда еще существовала эта страна. Чем для вас значим опыт жизни в ГДР, как вы его оцениваете сейчас?
— У нас, как и у вас, конечно, были проблемы — к примеру, мы не могли выезжать за границу. Но я жила в этой стране. И неплохо, скажу я вам, жила. Но поймите меня правильно — конечно, я рада, что пала Берлинская стена и Германия объединилась.
— Вы стали известны как фотограф моды. Чем отличалась эта работа в ГДР?
— Самим процессом. Я работала в популярном женском журнале Sibylle (с 1970 по 1985 годы.— "Ъ") и как редактор моды все делала сама: фотографировала, причесывала, выбирала костюмы и аксессуары, тексты писала. Сейчас на Западе обычно работает целая команда, и это, конечно, гораздо лучше.
— В СССР журналы вроде "Работницы" или "Крестьянки" пропагандировали образ женщины, совершенно непохожий на тот, что преподносят нынешние модные журналы. У вас было так же?
— Главное отличие Sibylle от современных журналов моды было в том, что мы не должны были ничего продавать — такой задачи не стояло, мы просто информировали читательниц. Сейчас за каждой фотографией стоит реклама, коммерция.
— На выставке есть одна фотография с деревянным домом, подписанная "Казань". Как вы очутились в Казани, для чего вы делали эту съемку?
— Это была командировка, большая поездка. Я сопровождала немецкую рок-группу October Club в их турне по СССР, и так мы попали в Казань. Это было в 1973 году. Вообще я была в СССР восемь раз.
— У вас не возникло желание поснимать здесь сейчас?
— Да, я очень хотела бы сделать съемку и сейчас хожу по Москве и все время себя одергиваю: ты сейчас здесь не для этого. Самое интересное для меня — это происшедшие перемены, они очень бросаются в глаза, но ведь то же самое происходит и с Берлином, который я снимаю всю жизнь. Было бы интересно сделать такую сравнительную выставку.
— Ваша серия "Памятник", посвященная монументу Марксу и Энгельсу в Берлине, напоминает работы наших соц-артистов — на некоторых снимках, например, вожди без голов. А с каким чувством вы это снимали?
— Я документировала весь процесс создания этого памятника Марксу и Энгельсу — от первых эскизов до монтажа статуи. Это был официальный заказ, и если бы не заказ, я бы, наверное, не выдержала: это было тяжело, съемки продолжались десять лет — с 1975 по 1986 год. Но мне очень нравился скульптор. И вы знаете, может быть, эти фотографии и выглядят странно, например, где памятник обрезан пополам. Но он и правда был очень большой, иначе транспортировать его было невозможно. Я ни в коем случае не смеялась, у меня и в мыслях этого не было.
— Одна из фотографий, где статую Энгельса транспортирует вертолет на фоне телебашни в Митте, очень похожа на кадр из фильма "Гуд бай, Ленин".
— Вы угадали — создатели фильма знали эту фотографию и отчасти именно ею вдохновлялись. Это неслучайное совпадение.
— Вы работаете сейчас для разных журналов — Der Spiegel, Stern, The New York Times Magazine и, в частности, для журнала о путешествиях GEO. Существуют ли какие-то особые условия фотографирования в разных странах — в Бразилии или в Африке? В чем вообще специфика этого жанра?
— Это очень психологически напряженная работа. От тебя ждут истории, а времени мало — раньше давали три недели, сейчас дают две. Зато теперь мне ничего не навязывают, что именно я должна снимать и как, мне дают свободу. Это исключение из правил, которым я горжусь.