Фестиваль
На новой сцене театра "Мастерская Петра Фоменко" в рамках программы "Легендарные спектакли и имена ХХ века" артисты NDT-III представили постановку Иржи Килиана "Last touch first", на которой ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА убедилась, что культовый хореограф умеет превращать в легенду все, к чему прилагает руку.
На самом деле "Last touch first" не легендарный спектакль. Для этого он слишком молод: премьера состоялась чуть больше года назад. Легендарен его автор — живой классик Иржи Килиан, арт-директор и хореограф Нидерландского театра танца (NDT), которому все три его труппы — молодежная, основная и ветеранская — обязаны десятилетиями беспрерывных триумфов.
"Last touch first" — спектакль старшего поколения NDT, но среди шести занятых в нем актеров, возглавляемых Сабиной Купферберг, женой и музой Иржи Килиана, есть и молодая пара. Импульсом для этой постановки послужили чеховские "Три сестры", так что без персонажей вроде Ирины и Тузенбаха было не обойтись. К Чехову отсылают и достоверные до натуралистичности костюмы художника Йоке Фиссера, и "звук лопнувшей струны", которым композитор Дирк Хаубрих то и дело взрывает музыкальный фон спектакля — мерный, как капающая из протекающего крана вода. Чеховское ощущение конца времен (или жизни, что, впрочем, одно и то же) нагнетает сценография Вальтера Ноббе, накрывшего всю сцену грубым светлым полотном, как мебель чехлами перед консервацией дачи на зимний сезон. И сами события развиваются согласно русскому классику: вроде бы ничего особенного не происходит, а между тем ломаются жизни.
Классически монотонное течение чеховского времени Иржи Килиан сгустил чуть ли не до состояния желе: в его спектакле любое движение замедлено в сто раз. Восхищение техникой актеров (попробуйте сами подносить бутылку к бокалу со скоростью миллиметр в секунду — да так, чтобы рука не дрогнула, а все остальное тело демонстрировало желание выпить и забыться) мелькает где-то на периферии сознания: заторможенная полифония простейших бытовых жестов затягивает, как в омут, держа в напряжении покруче фильмов Хичкока. Любое перемещение артистов кажется судьбоносным, любой контакт обретает важность тайного знака; и когда героиня Сабины Купферберг — дородная, рыхлая особа с недоуменно вздернутыми бровями и детскими вопрошающими глазами — принимается задирать юбку, обнажая узловатую немолодую ногу, кажется — вот-вот грянет катастрофа.
Три пары в этом спектакле разведены по трем точкам сцены: они почти не пересекаются, обыгрывают свой реквизит и погружены в собственные отношения. Но жизнь каждой пары столь богата подробностями, что, несмотря на разреженный ритм спектакля, возникает чувство паники: как бы, сконцентрировав внимание на одном углу сцены, не пропустить чего-то важного в другом. Иржи Килиан предоставляет зрителям полную свободу гадать о происхождении и взаимоотношениях персонажей. Вот пожилой и вроде бы респектабельный господин с настойчивостью сатира лезет под юбку чопорной дамы, которая отдается ему на обеденном столе с жадностью вакханки, не меняя при этом благопристойно-замкнутого выражения лица. Вот романтичная девица принимает ухаживания столь же трепетного поклонника: после невинностей вроде баюкания на кресле-качалке тот вдруг засовывает ей в рот кляп из скомканной страницы книги. Трагикомическая героиня Сабины Купферберг, доминируя в этом микромире, ведет непосильную борьбу за обладание молодым любовником, невозмутимо ускользающим из-под ее широких юбок и из безнадежных объятий.
Определенность сценической формы и герметичная замкнутость персонажей "Last touch first" не по-чеховски жестки: изощренность психологического рисунка ролей отсылает скорее к скандинавскому театру. А гротесковая инфернальность мизансцен — хотя бы той, в которой три женщины единственный раз в спектакле собираются вместе перед зеркалом, чтобы, оскалив клыки, по-змеиному зашипеть на свое тройное отражение,— допускает любой исход этой фантасмагории.
Иржи Килиан ушел от чеховского дискурса так далеко, что финал спектакля, сделанный в хрестоматийно-консервативном духе, несколько обескураживает. После всех перипетий и трансформаций хореограф, как на старой фотографии, усадил всех персонажей рядком на авансцене, заставив с надеждой вглядываться в зал, который, в свою очередь, отвечал им надеждой, что за "Last touch first" последует и "second" — если не спектакль, то хотя бы визит.