Noize vs. Glamour в "ГЭЗ-21"

"Нойз, как и гламур, приковывает взгляды непосвященных ослепительной улыбкой, за которой вечная темнота", анонсировались предыдущие фестивали Noize vs. Glamour. Легче, само собой, найти сотню отличий нойза от гламура, но здесь легких путей не ищут. Сейчас, когда затевается четвертый фестиваль, положение дел на идеологическом фронте осталось прежним. Что как раз удивляет: за последние несколько лет изломалась структура индустрии, размылись понятия мейнстримовой, популярной или экспериментальной музыки; но у шумовиков все по-прежнему. Организация больше всего напоминает какой-нибудь клуб бардовской песни: закрытое сообщество со своими ключевыми понятиями, музыканты из раза в раз едут по городам России (в этом году — около десяти точек на карте) чуть не за свой счет и без надежды быть услышанными массовой аудиторией. Все организуют горстка энтузиастов под куратоством Гоши Солнцева, лидера группы "Шумы России". Нойз-проектов в нашей стране предостаточно (по большей части в удаленных от обеих столиц городах), Солнцев сетует, что многие вообще отказываются от выступлений: максимальная активность — запись самопальных cd-r для ближайшего окружения. С одной стороны, в индустрии, где очередные авангардисты из Бруклина или инди-команда из Манчестера без проблем могут потеснить в чартах группу U2, нойз стал чуть не единственной резервацией, и слово "протест" тут не будет звучать наигранно. С другой — маячит тень неуловимого Джо из анекдота. Хотя, в отличие от клуба бардовской песни, на Noize vs. Glamour есть на что взглянуть; по крайней мере, у "Шумов России" не набыченно-серьезное, а непринужденное и ироничное отношение к происходящему: чего стоит хотя бы недавняя затея Гоши Солнцева "Русская гудьба", когда он, шутя, увязал традицию русских водочных песен с нойзом.

Mono в клубе A2

Мнения слушателей насчет японской построковой группы Mono четко делятся пополам. Одни, словно кришнаитскую мантру, повторяют об исчерпанности направления целиком. Другие справедливо возражают, обращая внимание на национальную специфику проекта. Набор рифмующихся образов таков: суицидальные наклонности японцев, самурайский кодекс, музыка как техника монохромной живописи суми-э или искусство сложения фигурок из бумаги. Это все так: гитары расплываются по двенадцатиминутному треку, как тушь на листе мокрой бумаги, а из плоских шумовых фонов, словно оригами, складываются объемные фигуры. Что касается японской танатологии, то у Mono, образованной в 2000 году, как минимум два альбома из пяти ("New York Soundtracks" и "Walking Cloud and Deep Red Sky, Flag Fluttered and the Sun Shined") посвящены этой мрачной теме. Первый, записанный вместе с американскими музыкантами, выражает их общее отношение к событиям 11 сентября 2001 года. А в коротком треке про тысячу бумажных журавликов со следующего диска отдается дань памяти девочке, пострадавшей от бомбардировки Хиросимы. По новой пластинке, "Hymn to the Immortal Wind", с которой музыканты приезжают в Россию, отчетливо видно, куда эволюционирует "Mono": вовсе не к мясной эстетике japanoise-проектов вроде Aube или Merzbow, доказавших, что апокалипсис в Японии — дело прошлого, а не будущего. Наоборот, треки с этого альбома, от души украшенные симфоническим оркестром, будто просятся в последние фильмы Ким Ки Дука — такого же беззубого и знававшего лучшие времена азиата.