Книги с Анной Наринской

"Не только Холмс"

М.: Иностранка, 2009

В этом толстом томе прекрасно почти все — шрифт, кремовая бумага, рисунки из журналов того времени, размещенный в конце издания иллюстрированный глоссарий, благодаря которому можно наконец-то разобраться, чем хэнсомский кэб отличается от двуколки и как аскотский галстук взаимодействует с гладстонским воротничком.

Эта прекрасность, дополненная, возможно, не самой изысканной, но, безусловно, солидной обложкой, в каком-то смысле даже вредит сборнику — из-за нее он может показаться эдаким подарочным вариантом, книжкой-игрушкой, которую стоит разве что бегло просмотреть, перед тем как упаковать в красивую оберточную бумагу.

Так что стоит предупредить — сборник викторианских детективных рассказов "Не только Холмс" предоставляет читателю возможность замечательного, но неторопливого и внимательного чтения. Причем читать надо подряд и все. Вот, например, краткие биографии авторов, предваряющие тексты,— их ни за что нельзя пропускать.

По меткому выражению одной читательницы сборника, эти писатели сами вполне могли бы быть персонажами своих собственных произведений. Да и не собственных тоже. Честертону мог бы пригодиться отец Виктор Лоренцо Уайтчерч. У Агаты Кристи вполне могла бы фигурировать прикованная тяжелым недугом к креслу миссис Вуд — респектабельная, но любознательная.

И вообще, авторы этого сборника составляют блестящую галерею викторианцев. Гранта Алена современники характеризовали как "атеиста, социалиста, ботаника, зоолога, химика, физика, антрополога, историка, журналиста, критика, романиста". Артур Моррисон провел детство в трущобах лондонского Ист-Энда, а умер богатым человеком, страстным собирателем японских гравюр. Матиас Макдоннелл Бодкин был членом ирландского парламента. Гай Бутби до того, как стать писателем, попробовал множество занятий, включая ремесло ловца жемчуга. Эрнст Уильям Хортунг женился на сестре самого Артура Конан Дойла. Эмма Орци была настоящей венгерской баронессой. Жак Фатрелл утонул во время катастрофы "Титаника".

Но это не значит, что сборник "Не только Холмс" представляет собой ценность только как period piece, литературный слепок модной сегодня Викторианской эпохи. Нет, там есть несколько текстов удивительных, даже завораживающих.

Таков, например, рассказ Мэтью Фиппса Шила "Кровь Орвенов". Сам Шил — уроженец Вест-Индии, сын ирландского методистского проповедника и мулатки, а впоследствии друг Оскара Уайльда и Роберта Луиса Стивенсона — не только мог бы стать персонажем собственных произведений, но и стал им. Шил отвел себе роль доктора Уотсона при своем Шерлоке Холмсе — таинственном князе Залесском. Этот русский князь, в котором смешались эстетство Жана дез Эссента и обреченность героев По, разгадывает страшные тайны, не отрываясь от трубочки с гашишем и не вставая с кушетки, около которой "в открытом саркофаге, стоявшем на трех медных опорах, лежала мумия жителя древнего Мемфиса; погребальный покров сгнил, обнажая взору ужасающую гримасу".

Или текст американки Мэри Эллы Уилкинс "Длинная рука". Его атмосфера точно соответствует настроению знаменитой картины Гранта Вуда "Американская готика". Там фермер и фермерша странно застыли на фоне своего коттеджа, рука мужчины то ли покоится на рукоятке вил, то ли, наоборот, судорожно сжимает ее. Вид зашторенных окон аккуратного домика внушает смутную тревогу — за этими беленькими занавесочками могло произойти что угодно.

Но подлинный хит "Не только Холмса" — рассказ Мелвилла Дэвиссона Поста "Corpus delicti". Герой Поста адвокат Рэндольф Мейсон отнюдь не ловит преступников, а, напротив, идеально зная законы и предоставляемые ими лазейки, спасает их от справедливого наказания. Самодовольная цель Мейсона — доказать, что "Самые страшные преступления, в том числе убийство, могут быть совершены таким образом, что, будь даже преступник известен и взят под стражу, закон не сможет наказать его". В "Corpus delicti" описано убийство, совершенное именно "таким образом". И описано оно также восхитительно хладнокровно, как и содеяно. "Мужчина быстро высвободил правую руку и вытянул из рукава большой мексиканский нож. Он провел пальцами по боку женщины. Ощутив биение ее сердца, он занес нож, крепко сжал рукоятку и вонзил отточенное лезвие женщине в грудь. Хлынула горячая кровь, потекла по его руке, полилась на ноги. Мужчина встал, вытащил нож и вложил его в чехол на поясе, расстегнул платье и стащил его с трупа... Положил тело в ванну и начал расчленять его тем самым мексиканским ножом... Тщательно разрезав тело на мелкие куски, он убрал нож в чехол, вымыл руки".

Существует мнение, что описание насилия "просто как части жизни" — один из признаков современной литературы. В таком случае, я мало встречала текстов более современных.

"Поймать большую рыбу"

Дэвид Линч

М.: Эксмо, 2009

Краткая автобиография Дэвида Линча, значительное место в которой занимают рассуждения режиссера о том, как трансцендентальная медитация изменила его жизнь. Известно, что режиссер Линч после фильма "Внутренняя империя" отказывается снимать кино, потому что "фильм умер". И даже интервью дает только при условии, что они будут посвящены медитации, а не его фильмам. Книга, которая написана Линчем в жанре автоинтервью, объясняет, что в этом отказе от кино нет вызова. Поскольку Линч ежедневно медитирует с 1973 года, то неправильно было бы говорить, что он отказался от кино в пользу медитации. Тем более что сам он так не думает. Он думает, что и кино, и живопись, которой он начал заниматься в юности, и музыка, которой занимается сейчас,— все это дается ему через погружение в "единое поле сознания", а медитация — это не столько путь к счастью, сколько творческий метод.

Мифология линчевских фильмов всегда была связана с находками и случайностями. "Внутренняя империя" родилась из случайной встречи на улице с актрисой Лорой Дерн, а персонаж Боб в "Твин Пикс" — случайно попавший в кадр костюмер. Единственный раз, пишет Линч, медитация имела к этому непосредственное отношение — когда студия ABC отказалась снимать сериал "Малхолланд драйв" и надо было быстро адаптировать идею под документальный фильм. Линч сел медитировать, и тут же в его сознании "возник ряд образов, похожих на нитку жемчуга". В остальном же, считает Линч, "мы медитируем не для того, чтобы ловить идеи. Мы просто увеличиваем пространство своего сознания и выходим свежими, полными энергии, готовыми идти и теперь уже ловить идеи". Большая рыба, о которой говорится в заглавии,— это большая идея, еще есть маленькие рыбы — маленькие идеи. Книга Линча гораздо яснее и понятнее его фильмов. Очевидно, пока мы разгадываем его загадки, Линч просто наблюдает за подводным миром, и все у него хорошо.

"Ланарк"

Аласдер Грей

М.: Эксмо, 2009

Слава Аласдера Грея, которого сегодня называют одним из величайших шотландских романистов, началась именно с этого романа, который он задумал студентом художественного училища и писал 30 лет. В 1981 году, когда книга вышла, Грею было 47 лет, известные по русским переводам "Бедные-несчастные" и "Из истории одного мира" написаны после нее. The New York Times включила "Ланарка" в список ста книг, обязательных к прочтению. Видимо, из соображений культурной необходимости роман и перевели наконец на русский язык.

Необычность авторского стиля Грея, в книгах которого причудливо скрещиваются фантазия и мрачный реализм, проявлена здесь в полной мере. Роман состоит из четырех частей. В двух центральных частях рассказывается о детстве и ученичестве художника Тоу, мечтающего создать что-то эпическое. Тоу не везет с девушками, он бросает художественный колледж и, будучи атеистом, проводит дни, расписывая церковь и разговаривая с богом. В "обрамляющих" частях действие происходит в параллельных мирах постапокалиптической вселенной. Главный герой — Ланарк — мечется из мира в мир в поисках смысла. Ланарк и Тоу — один и тот же персонаж. Кульминацией странствий Ланарка становится встреча с писателем, который объясняет ему, что он всего лишь персонаж романа: "В рассказе о Тоу демонстрируется человек, который умирает оттого, что несостоятелен в любви. Он обрамлен рассказом о тебе, где показана цивилизация, гибнущая по той же самой причине".

Эта вставка превращает постмодернистский роман-загадку в постмодернистский роман, объясняющий сам себя, хотя не стоит думать, что это объяснение окончательное. В "Ланарке" есть и про любовь, и про бога, и про творчество, и про путь человека, и про путь мира. Роман отсылает и к Кафке, и к Джойсу, и к Гете, но прежде всего вспоминается "Земляничная поляна" Бергмана. О том, как в двух мирах, реальном и сновидческом, пролетает человеческая жизнь.