Папа мужчина. Мирон тоже мужчина. А мама женщина. И Марк мужчина. А кто тут лишний.

Это мы учили Марка играть в логическую игру "четвертый лишний". Стул, диван, кровать, соловей. Лев, носорог, бык, соловей. Пока что вроде бы не научили. Так что не думаю, что он знает, как ответить на собственный вопрос. Но тенденция налицо. Мама Марка должна быть готова ко всему. Ведь она в самом деле находится в мужском коллективе.

— В Китае живут китайные... нет, китайти. В Испании испаные. В Туртии туры... туртики живут. А в Бразилии живут попугаи!

Ну и кто лишний здесь? Или здесь:

— В Китае живут китайти, — это, кажется, уже устоявшийся зачин Марковой песни о Земле. — В Канаде живут канадти. Во Франьтии живут франты. А в Америке живет Вадик!

Это дядя Марка и Мирона, подаривший ему, в частности, одну из двух конкурирующих в нашем доме железных дорог.

— А вот тут Папингаген.

— Копенгаген.

— Па-пин-га-гин, — удивляется Марк моей непонятливости. — Я полетел в Пингагин. В Папингородок.

Это все последствия карты Европы в виде пазла. Купили еще несколько пазлов, теперь уже из восьмидесяти частей. На одном из них барон Мюнхгаузен у водопоя на лошади. Точнее, на ее передней половине. Из нее выливается вода, а задняя половина скачет прочь. Другие пазлы — Кот в сапогах, Красавица и Чудовище, Волк и три поросенка — Марк использует по их прямому назначению. А этот никак. Ребенок впадает в когнитивный ступор и не может даже начать собирать.

— А почему лошадь такая. А почему иж нее льеття вода. А почему лошадь пополам кокорая убегает и пьет. А почему вот это папа убегающая лошадь туда.

За каждым вопросом тянется длинный ответ, и каждый следующий вопрос возвращает меня к началу одного и того же объяснения.

— Как ты думаешь, принц может превратиться в чудовище? И обратно превратиться только оттого, что девушка его поцеловала? Так разве бывает?

— У принтя бывает. У лошади не бывает ну почему-то.

Мы перебираем разные волшебные сказки. Марк утверждает: все, что в них происходит, — все бывает, может быть, или могло бы произойти. И девушка в два с половиной сантиметра. И девушка с рыбьим хвостом. Да тот же колобок. Не вызывает сомнения даже сказочный архетип золотой рыбки или джинна. Не одну нашу бабушку Марк успел огорошить вопросом "а что такое куй". Бабушки успели испугаться, прежде чем мы им объяснили, что это просто первая половина мифического существа куйгорож. В лесах Мордовии оно дремлет в змеином яйце и совином дупле, а когда вылупляется, сооружает, что закажет нашедший и высидевший его хозяин. И, как мирный атом, все умеет, вот только не умеет ничего не делать — сразу начинает ломать сделанное. Про эту беспокойную недотыкомку снят отличный мультик, довольно страшненький.

Все это Марк воспринимает как правду. А вот лошадь Мюнхгаузена — как вранье.

— А почему Мюххаужын какие шкажки рашкажывал кокорые.

Я думаю, это потому, что археолог и писатель Распе сознательно нарушил все сказочные уложения и установления. У него все работает по законам физики, а не по законам сказки. Просто эти законы выполняются выборочно. Такое сочетание правдивых правил игры и их очевидного и демонстративного нарушения и вызывает протест. Да даже и не протест. Оно вызывает почемучество, "кокорое" только-только начинает прорезываться. Логичное и непротиворечивое сказочное мироустройство — тот же Андерсен, например, — вопросов такого рода не вызывает. Там нарушаются менее очевидные Марку законы биологии, но логика и физика остаются нетронутыми или по меньшей мере уважаются.

Так сошлось, что последние осваиваются довольно быстро еще и потому, что предъявляются Марку не только нами, но и Мироном. С месяц назад он научился сидеть. Как только это ему удалось, он стал развивать успех и очень скоро научился также и вставать. Теперь его нельзя оставлять одного в комнате. Потому что вставать он умеет несколько лучше, чем садиться. А лучше всего у него получается падать на спину и ударяться головой об пол. Предвидя такое развитие событий, мы постелили на пол ковер, когда Мирон еще только начинал ползать. Впрочем, и ковер не кажется нам решением. Решением могла бы стать шапка с подушечкой под затылок. Но во-первых, шить ее лень, а во-вторых, с такой противоударной шапкой Мирон едва ли научится понимать, что если падаешь, голове бывает больно, и что именно поэтому падать все-таки не следует. В-третьих, когда Марк находился в соответствующем возрасте, у него был подобный головной убор. И ни к чему это не приводило, кроме как к тому, что прежде чем брякнуться на голову, он этот убор старательно с нее убирал.

Вместо шапки мы на ходу приспособили старшего брата следить за младшим. Нетрудно догадаться, что он очень гордится этим назначением и отправляет свои обязанности с большим рвением. Естественно, когда вспоминает о них.

— А Мирон сюда нельзя.

— Марк шпаш Мирона, — обхватывая и держа.

— Ребята к обави он полеж!

Я радуюсь сразу всему. И тому, что Марк выучил понятие "обувь" (ботинки, сандалии, сапоги, конфета — что лишнее?). И его панибратскому "ребята". И тому, что они вдвоем наконец начали складываться в такую вот экосистему.

Новоиспеченный нянь усаживается на горшок. Его подопечный ползает вокруг, сужая зону патрулирования, и наконец лезет к Марку. Аккуратно вцепляясь в разные части его тела и одежды, Мирон встает с четверенек. Не удовлетворившись этим, он старается пощупать Марка за лицо. Марк, прямо скажем, находится в интересном положении. Но я не вмешиваюсь. Уж раз экосистема, так пусть саморегулируется, пока может. Нарегулировавшись минуты две-три, система принимает новое неустойчиво-равновесное положение: Марк ложится на пол и великодушно предоставляет Мирону себя покусать. Марку очень хочется побыть мной. Еще ему явно хочется, чтобы Мирон побыл Марком. А мне хочется побыть ими обоими. И кто же тут лишний.