Долгая выдержка

рассказывает Леонид Парфенов

Дмитрий Бальтерманц, главный фотограф послевоенного "Огонька", рассказывал: вот смотри, как я в 51-м, что ли, году сорок членов парткома завода Уралмаш рассадил вокруг модели шагающего экскаватора и каждому дал роль! Спустя почти сорок лет в квартире мастера я разглядывал величественную мизансцену: один слушает, другой записывает, третий облокотился.

— Сколько вы их рассаживали?!

— Два дня только съемка заняла.

То есть выдержка в 1/30 секунды тогда длилась больше самого заседания парткома, если таковое вообще имело место. Или вот знаменитый снимок Бальтерманца: рабочие завода "Динамо" слушают 5 марта сообщение о смерти И. В. Сталина. Радиоприемник на высоком табурете, к нему шнур почти внатяг, люди стоят дугой, свесив головы и сложив натруженные руки на причинных местах. Скорбящие античные воины.

— А Маленков, как увидел,— рассказывал автор,— устроил разнос: вы зачем столько горя нагоняете?! Мол, ведь уже избрано "коллективное руководство" и советский народ продолжил свой созидательный труд.

Я смотрел и думал: а как мог Дмитрий Николаевич быть с динамовцами в момент объявления по радио, если сам-то он поехал на завод, только услыхав горькую весть из репродуктора?

На выставке Московского дома фотографии "Ширпотреб. История городского костюма 1951--1956", подготовленной по материалам фотоархива "Огонька", классик Бальтерманц тоже представлен. Но все же для него эта тема была непрофильной, и в ней он работал, соблюдая общий канон. Тут трудились свои "даватели ролей" и "нагонятели настроений", а разносы им устраивал, верно, Микоян. При общности "огоньковских" фотозадач 1950-х они решали свою, особую. Я вот до сих пор не понимаю, как они безошибочно определяли: что считать конкретно-обобщенным визуальным образом, а что — обобщенным на все сто процентов?

Корифей Исаак Тункель снимает в Крыму маму с дочкой на фоне пологого склона горы Аю-Даг. Да так, чтоб головы попадали в проемы между известных морских скал Адаллары. Ну, не два дня, но два часа возни только с головой малютки — это точно. Красный купальник, возможно, фотограф из Москвы вез — возили же фронтовые фотокорры с собой красные знамена на случай запечатления победы. Из подписи следует: это Драгунская Валентина Оттовна с дочерью Татьяной — они из Забайкалья. А сдвинувшись на два шага влево, Исаак Тункель выстраивает другую композицию: шахматисты на фоне крутого склона Аю-Дага. Валентину с Танечкой с их места пришлось, конечно, согнать — они бы не давали товарищу справа вытянуть ноги. Но вопрос не в этом, а в том, почему второй снимок называется "Заядлые игроки на пляже в Крыму"? Как точно маэстро Тункель понимает, что первый случай — это документальный репортаж, а второй — отвлеченный этюд и никак не может называться, например, "Санаторий "Ореанда". За шахматной партией — старший технолог Васильев и инженер-конструктор Кудрявцев" — даже если это были бы они!

С ролями понятнее. Вот регистрируют в ЗАГСе брак Людмилы и Владимира Киселевых. Молодожены, конечно, главные герои, а разнообразно поставленная свита делает их королями. Дядя из райисполкома, освящающий благое дело, снят со спины, зато безупречное полотно его костюма и изумительная штора в тон обоев нагоняют настроение зажиточности. Или шедевр с безыскусным названием "Семья Казанцевых получает пенсию". В центре тоже двое: бравый ветеран и почтальонша, а вокруг сияющая родня превращает получение пособия в праздник советского соцобеспечения. Точка съемки оба раза почти от плинтуса — чтобы в ЗАГСе по центру была видна хрустальная люстра, а у Казанцевых картину венчал бы шелковый абажур. Это все тоже Исаак Тункель — выставка делает его несомненным лидером жанра. Семен Фридлянд в работе "Разучивание арий с концертмейстером колхозниками Яковом Басом и Ульяной Атамась. Колхоз им. Сталина, Черкасского р-на Киевской области" достигает почти равного результата: даже ножка стула полностью в кадр уместилась, дырку для фотоаппарата в полу они резали, что ли? Приподнятости, конечно, нагнано, не отнимешь, но композиция попроще — всего трехфигурная.

Особую творческую проблему порождала структура отрасли. Министерство промышленных товаров широкого потребления СССР выпускало миллионы метров тканей, а конфекции шило маловато. Это еще эпоха отрезов, закройщиков и портных. Разномастные х/б рулоны создают, конечно, богатый орнамент на фотополотне Якова Рюмкина "Василий Афанасьевич Гребешков, браковщик Ивановской мануфактуры передает свой опыт молодой браковщице Але Новиковой". Но эти "штуки ткани" (так правильно говорить) не являются "конечной продукцией", да и как с ними может взаимодействовать на снимке человек: ну, щупает, ну, облокотился — и все. А пошив — это уже другое ведомство, министерство местной промышленности и бытового обслуживания, а еще чаще левак-частник. Поэтому Борис Кузьмин "Выбор обновок в магазине с. Хижки Канотлисского района Сумской обл." сводит к примерке платка, а образцы тканей у него пестреют фоном — будто на камвольном комбинате. Нехарактерная верхняя точка съемки, видимо, объясняется тем, что пол был еще зашарпаннее, чем прилавок. Но по-настоящему с блеском вышли из положения Семен Фридлянд и Борис Уткин: "Люся Ряхина сшила свое первое платье, а в окончательной отделке ей помогают подруги Света Дудинская и Нина Смирнова". Вот так — не отдали фотокорры "Огонька" дело советского прет-а-порте ни местбытпрому, ни беспатентным кустарям! А уж найти, чего Свете поправлять спереди, а Нине — сзади, и вписать зеркало меж девочек, как крымскую скалу, и бросить на неостывшую еще швейную машинку следующий отрез минпромширпотреба — это само собой разумеется.

Конечно, эти сказочные снимки очень похожи на цветные живописные репродукции в тех же номерах "Огонька". Вместе с картинами "сталинского жанра" — знаменитыми "Опять двойка" или "Прибыл на каникулы" — они задавали стандарт: вот так живут советские люди. Что, не могла бы карточка Тункеля из ЗАГСа быть картиной "Новая семья" — холст, масло, выставка 20 лет МОСХ? Запросто! Еще лучше: "Поженились — и на целину". Сюжет прописан подробно, очень подходит для школьных изложений "слева мы видим... справа нам видна". Тогда и реклама делалась похоже, сюжетно. Какой-нибудь американский тостер 1952 года — это ведь не просто кухонный агрегат. Папа принес покупку на кухню, мама всплеснула руками, дети вытаращили глазенки, и спаниель Рекс встал на задние лапки, силясь заглянуть на стол: "Генеральный электрик — радость вашего дома".

В общем, в "Огоньке" полвека назад ширпотреб фотографировали как рекламу советского образа жизни, а выдавали за журналистику. Так все тогда снимали, и не только тогда, просто ширпотреб — он простодушнее и свою пропагандистскую задачу спрятать не в силах. Общественно-политическая съемка — пленумы и сессии — была просто скучной, а казенная задушевность снимков этой выставки все-таки обезоруживающе мила. Много нагнано в них представлений того времени о шике-блеске, и, не документальные тогда, они стали документом эпохи теперь. Ведь журналистика работает рекламой, если из нее сделали госкорпорацию. А против этого зла одно оружие — глубокий очистительный кризис. Так что очень актуальная выставка, на самую злобу дня.

"Ширпотреб. История городского костюма 1951--1956". Проект музея "Московский дом фотографии" по материалам фотоархива журнала "Огонек".

Галерея Искусств Зураба Церетели, с 28 марта до 4 апреля