Рецепт возрождения

рассказывает Станислав Савицкий

Валерий Вальран возвращает нас к старому спору о том, было ли в России Возрождение. На этот счет есть несколько мнений. Крепкие хозяйственники хотят, чтобы у такой великой страны было все, а уж тем более этот самый Ренессанс. Те, кто не находят в русских иконах ни существенной связи с античностью, ни элементов правдоподобия, воспевают Андрея Рублева и Дионисия как вершину искусства XV-XVI веков, обходясь без дальних слов. Вальран вдохновился идеями Дмитрия Лихачева, считавшего, что русская готика была эпохой художественных открытий, предвосхитивших Возрождение, которое у нас так и не наступило.

Новая выставка Вальрана в Музее Ахматовой — о разочаровании в "перестройке". Художник сожалеет, что бурные годы ранней демократии превратились всего лишь в повод для воспоминаний. Правда, ностальгии в его картинах, как ни странно, нет. Для него русская готика — не только недавнее время несбывшихся надежд, но вечная готовность к тому, что все у нас опять выйдет вкривь и вкось. Единственное, что остается, зарубить себе на носу, что наш путь не прямой, не простой и не близкий. Так что на выставке зрителя ожидает не депрессивный отчет об историческом поражении, но новые образы русской народной надежды на лучшее. Пусть все опять закончится ядерным похмельем, но кто же думает об этом заранее.

Политически Вальран, возможно, радикальнее акционистов девяностых, поскольку не гонится за злобой дня и не зависит в оценках от арт-групп и спонсоров. Он состоялся именно как живописец, состоялся до того, как синонимами современного искусства стали остроумный замысел, манипуляция сознанием или намеренный китч. В семидесятые Вальран начинал как абстракционист в духе Джексона Поллока и его ленинградского последователя Евгения Михнова-Войтенко, но впоследствии много занимался фигуративным искусством. В восьмидесятые он увлекался "метафизическими" натюрмортами Джорджо Моранди и экспериментировал с жанром городского пейзажа. Спонтанный рисунок и поиски реалистического изображения — две главные составляющие его живописи.

Новый проект начинался несколько лет назад как абстракционистские импровизации на сырой бумаге — тушь и акварель оставляют на ней непредсказуемый след. Первоначально русская готика была самой неожиданностью, стихией узорочья и клякс. Однако рисунки в стиле обрусевшего, махнувшего рукой на тайны подсознания Поллока не до конца раскрывали тему. Вальран решил обратиться к истокам русского реализма, переложив на свой живописный язык иконы Грека, Рублева и Дионисия. Его аналитические портреты знаменитых изображений это композиции из раскрашенных кусков мятого холста, наклеенных на большие квадратные планшеты. Складчатые уплощенные фигуры воспроизводят пластический рисунок оригиналов, художник также повторяет их цветовую палитру. Эта умная живопись смотрится красиво и декоративно, как и бывает с искусством, рождающимся из долгого размышления. Любители изящного без труда узнают в этих картинах образы известных икон, но не найдут ни духовной надуманности, ни религиозной категоричности. Вальран ищет в старом искусстве действенное живописное изображение. Его пассеизм гораздо живее, чем скепсис или ностальгия разочаровавшихся в романтике девяностых.

Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, с 13 марта до 3 апреля