Радио Космос

Восьмая симфония Тертеряна в Филармонии

резонирует Софья Дымова

Ежегодный фестиваль искусств "От Авангарда до наших дней" закрывается первым исполнением в Петербурге Восьмой симфонии Авета Тертеряна (1929-1994). Александр Титов взялся сыграть последнюю крупную партитуру армянского классика, это настоящее событие: Тертеряна здесь практически не исполняли и не знают.

Восемь его симфоний укладываются в двадцать лет с 1969 по 1989 год. Кроме них он почти ничего не написал, только оперу "Землетрясение" и балет "Монологи Ричарда III". При всей свой отчужденности от крупного позднеромантического симфонизма Тертерян похож на Брукнера или Малера в главном: он тоже строит мир в отдельно взятом произведении. Открытие Тертеряна — крупные, медитативные на первый взгляд полотна, где подолгу как бы ничего не происходит и где, кажется, действует само время. В том смысле, что оно и воздействует на слушателя, и является действующим лицом. Вряд ли можно назвать это минимализмом. Хотя бы потому, что в этой музыке совершенно отсутствует какой бы то ни было дизайнерский аспект, а все, что в ней есть внемузыкального, на самом деле домузыкальное. Точнее, кажется, что только домузыкальное в ней и оставлено. Композитор отключает все, что сколько-нибудь привычно европейскому слушателю. В этой материи не просто отсутствует мелодия или гармония (хотя попадаются ярчайшие попевки и сногсшибательные аккорды) — она никогда их не знала, словно бы возникнув не просто до музыки и даже не до культуры, а до человека как биологического вида. Это какие-то тектонические процессы, горообразование, сейсмическая активность. Если у многих современных композиторов оркестр стесняется своего размера и старается спрятаться за собственные мелкие фрагменты, то здесь, наоборот, оркестр служит метафорой чего-то бесконечно большего, чем он сам.

У Тертеряна всегда есть внятный абстрактный сюжет, изложение которого можно расценть как спойлер, — настолько эти симфонии захватывают как action. Восьмая начинается с локального крушения и полчаса изживает его, проходя через катастрофы разной силы по шкале Рихтера. Как всегда у Тертеряна, музыка очень богата психоакустическими находками. Где-то не можешь понять, один звук слышишь или все-таки два, — а оказывается, ни то ни другое. Где-то в мозг втыкают мелодическую фигуру, заставляя ждать повторения, — а она возвращается, когда уже успеваешь о ней забыть. При всей неторопливости Тертерян афористичен до скупости. Он не рассказывает, а представляет, не развивает, а сопоставляет, не трогает, а встряхивает.

В 1970-80-х его проводили по официальной статье национальной культуры, сужая аудиторию. В 1990-х советской, а затем и ее правопреемнице русской музыке оказалось и вовсе не до армян. Вне Армении Тертеряна в бывшем СССР играли очень мало, в РСФСР этим занимался Геннадий Рождественский, в России Дмитрий Лисс (в Екатеринбурге; как раз там композитор внезапно умер, приехав на свое очередное исполнение и семинар). В Европе Тертеряна слышали и знают довольно хорошо; русская же музыкальная культура, пройдя мимо него, многое потеряла. Например, ей явно не хватает понятия, что этническое может не сужаться до "народного", а расширяться до вселенского. И она до сих пор не ведает, насколько радикальным бывает большой стиль.

Большой зал Филармонии, 19 марта, 19.00


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...