Премьера театр
Театр имени Пушкина показал премьеру спектакля "Письмо счастья" по пьесе знаменитого немецкого драматурга Танкреда Дорста "Фернандо Крапп написал мне письмо" в постановке латышского режиссера, работающего под псевдонимом Дж. Дж. Джилинджер. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Бедная девушка по имени Юлия получает письмо от никогда не видевшего ее миллионера по имени Фернандо Крапп. Поскольку именно она первая красавица города, богач хочет на ней жениться. Недолго поломавшись, под давлением отца Юлия соглашается. Брак, судя по всему, оказывается несчастливым: и Крапп далеко не ангел, и Юлия — не святая, она заводит роман с соседом, молодым графом. Когда тайны раскрываются, все оказываются несчастными. Юлия попадает в сумасшедший дом, потом умирает, и только тогда, на пороге смерти, оказывается, что семейное счастье было так возможно, так близко — потому как она и ее муж на самом деле очень любили друг друга.
Надо признать, что к пьесе Танкреда Дорста "Фернандо Крапп написал мне письмо" можно подходить по-разному. В принципе не возбраняется прочитать ее и как банальную мелодраму — зрительницы будут удовлетворенно сморкаться. Хотя устроена пьеса несколько хитрее, чем обычное бульварное "мыло", все-таки автор — один из самых почитаемых драматургов Германии, написавший три с лишним десятка пьес, которые ставили и ставят серьезные театры и знаменитые режиссеры. В основе "Фернандо Краппа" — колоритная новелла Мигеля де Унамуно "Настоящий мужчина". Эту историю о ревности, измене и не распознанной вовремя любви господин Дорст прокрутил, как и должен был сделать настоящий немецкий драматург, сквозь ножи брехтовской мясорубки. Так что можно ставить его текст как социально-критическую драму об институте брака. Но можно — и как поэтическую притчу о любви, и даже как пикантную игровую историю о превратностях семейной жизни.
В общем, по-всякому можно. Дж. Дж. Джилинджер, видимо, решил, что можно пойти по всем дорогам сразу. Озадаченный премьерой Театра имени Пушкина, я даже позвонил в Ригу знакомым. Они рассказали, что у господина Джилинджера в Латвии репутация авангардиста и смельчака, а определили его как "смесь Виктюка с Захаровым" — в том смысле, что в Латвии он ставит крепкие зрелища, которые в то же время имеют привкус скандальности и пренебрежения нормами морали. Не знаю, какие уж сейчас в Риге представления о зрелищности и морали и какие у Дж. Дж. Джилинджера представления о том, что может впечатлить Москву, но вышло у него все как-то вяло.
Поначалу режиссера потянуло в многозначительность — об этом свидетельствуют пластические этюды, которые исполняет актриса Анастасия Панина, и ее же неестественно-распевные интонации. Потом начинается нечто эксцентрическое — во всяком случае, Владимир Жеребцов в роли молодого графа выделывает такие коленца, что героя его не в измене уличать следует, а лечить. Про Фернандо Краппа Александр Арсентьев явно что-то недоговаривает — но что именно, и сам режиссер, мне кажется, не придумал. Правда, и загадочность, и немотивированная живость героев постепенно сходят на нет, но осадок остается.
Зрителю в "Письме счастья" не за что зацепиться: примет быта спектакль лишен, определять время и место действия — пустое занятие. В таких условиях публика, чтобы обрести почву под ногами, старается вникнуть в сюжет: например, кто, кому и при каких обстоятельствах изменяет. Но и это оказывается затруднительным: так уж все устроено в Театре имени Пушкина господином Джилинджером, что ни в чем нельзя быть уверенным — то ли на самом деле происходят события, то ли они приснились героям. Пространство, в котором пишется "Письмо счастья", конечно, располагает к сомнениям — художник Вилиарсис Мартиньш поселил героев в павильоне, стены которого, точно из кирпичей, выстроены из пустых бутылок. Видимо, это тот самый стеклянный дом, живя в котором, как наставляет известная поговорка, не следует кидаться камнями.
Камни, которыми герои "бросаются", нам не видны — но вот звон разбитого стекла откуда-то время от времени доносится. В итоге разбиты сами жизни. Смерть героини в этом спектакле выглядит совершенно необязательной, поскольку сценическая жизнь оказалась какой-то неяркой — но зато финальные минуты дают возможность госпоже Паниной сыграть хоть что-то искреннее и живое. Но поздно: "Письмо" к тому времени уже удалено как спам.