Классика с Михаилом Трофименковым

"Чем больше,тем веселее"

Хотя действие комедии Джорджа Стивенса и происходит в Вашингтоне, слегка затянувшем пояс по причине военного времени, ее сюжет близок русским зрителям. Ведь речь идет о квартирном вопросе, точнее, дефиците жилья. Отели переполнены служилым людом. Но командировочному бизнесмену Динглу (Чарльз Коберн) удается уболтать Конни (Джин Артур), собиравшуюся сдать комнату какой-нибудь женщине, но никак не этому папику. Пережив каскад бурлескных злоключений по вине помешанной на пунктуальности девицы, Дингл из чистого хулиганства пускает в дом еще одного жильца — сержанта Картера (Джоэл Маккри). Троица еще некоторое время изводит друг друга. Но затем Динглу остается отступить на второй план и озаботиться устройством романа между Конни и Картером. Новый импульс несколько тормозящему действию дает еще один, столь же близкий нам, как и квартирный вопрос, мотив шпиономании. Стоит Картеру заявить назойливому соседскому пареньку, интересующемуся, зачем сержанту бинокль, что он японец, как этот Павлик Морозов спускает на героев федеральное бюро расследований.

"Союз Каламари"

Аки Каурисмяки уверяет, что снимал "Союз", не выходя из запоя. Восславим финскую водку, породившую один из самых невероятных фильмов нового европейского кино, экстравагантный даже по сравнению с другими фильмами и без того ни на кого не похожего режиссера. Скучный Хельсинки — "дикий и безжалостный город, полный злых теток с острыми маленькими локтями и собак размером с корову". 16 Франков и один Пекка, жители трущобы Каллио в кожаных куртках, черных очках и плащах, приняв причастие, по одному пересекают этот Вавилон, добираясь до буржуазного рая Эира. Они ночуют на деревьях и капотах мчащихся автомобилей, доводят флиртом девушек до того, что они стреляют в них, смотрят в кино немого "Отца Сергия", пьют, тонут и ловят случайные пули, свистящие по всему Хельсинки. Лишь двое дойдут до цели и, убедившись в ее эфемерности, отправятся на утлой лодчонке искать счастья в Таллине. Азартное хулиганство непредсказуемого фильма радостно изумляет зрителей и озадачивает критиков, ищущих в этом пролетарском бурлеске влияние Андрея Тарковского и Бертольда Брехта.

"Жизнь Эмиля Золя"

Уильям Дитерле (1893-1972) вошел в историю кино по трем причинам. В Германии, где он дебютировал как актер, режиссер и продюсер, Дитерле едва ли не первым обратил внимание на Марлен Дитрих. Перебравшись в Голливуд, опередил первый нуар, фильм-легенду Джона Хьюстона, экранизировав "Мальтийского сокола" Дэшила Хэммета как эксцентричную комедию "Сатана встретил леди" (1936). И создал жанр нравоучительных биографий, насмотревшись которых товарищ Сталин велел своим режиссерам снять "Белинского" и "Композитора Глинку". Советские клоны Дитерле утверждали русский приоритет во всем, его же героями были те, кто служил прогрессу человечества: Луи Пастер, мексиканский президент Хуарес, Эмиль Золя. Их всех сыграл уроженец Львова Пол Муни, незабвенный Аль Капоне из "Лица со шрамом" (1932).

Идентификация с титанами прошлого довела Муни до легкой мании величия и потери самоконтроля: его актерство стало с течением времени, мягко говоря, избыточным. Впрочем, в "Эмиле Золя", где он почему-то удивительно похож на Троцкого, это еще не так ощутимо. Собственно говоря, большая часть жизни Золя проговаривается скороговоркой: львиная доля фильма — судьба оклеветанного капитана Альфреда Дрейфуса (Йозеф Шильдкраут), которого Золя спас от гибели на каторжном острове Дьявола, взбудоражив общественное мнение брошенным в лицо власти и армии памфлетом "Я обвиняю" (1898). Прочие вехи его судьбы обозначены с соцреалистической простотой. Вот Золя и Поль Сезанн (Владимир Соколов) угощают коньяком отчаявшуюся проститутку Нана (Эрин О`Брайан-Мур). Излишне говорить, что в процессе общения Сезанн непрестанно рисует, а Золя что-то записывает. Растрогавшись, Нана исповедуется Золя. Названный ее именем роман становится бестселлером. Не правда ли, похоже на легендарную фразу Глинки из советского фильма: "Музыку создает народ, а мы ее только аранжируем". Вот заматеревший Золя выбирает омаров на уличном рынке — для Голливуда это символ нравственного падения. Зашедшему на огонек Сезанну хвастается всякими красивыми штучками, купленными в Италии, а духовный отец кубизма, чья душа переполнена страданиями человеческими, скорбно прощается с другом и уезжает на юг Франции.

Хотя на самом-то деле Сезанн, отличавшийся оригинальным провансальским темпераментом, медлительным и нелогичным, но никак не совестливостью, по необъяснимым причинам обиделся на образ художника, созданный Золя в романе "Творчество". Печальнее, что суть дела Дрейфуса для отечественного зрителя остается загадкой: ну обвинили офицера в шпионаже — не первого и не последнего, из-за чего огород-то городить? Не зная деталей, не понять, что Дрейфуса назначили козлом отпущения, поскольку среди офицеров, подозреваемых в измене, он один был евреем-разночинцем. Генштаб покрывал классово близкого шпиона, аристократа Эстерхази. Дитерле обозначил эту тему в той степени, в какой Голливуд был вообще тогда открыт еврейской теме. Палец генерала, блуждая по списку подозреваемых, останавливался на фамилии, рядом с которой написано "еврей". В российском релизе это слово не переведено. Дитерле, безусловно, думал о нацистском беспределе. Бесчинства патриотов из охранки, жгущих книги и чучело Золя,— намек на берлинские костры из книг. Это самый сильный эпизод фильма. Можно угадать дым тех же костров в угарном газе, убивающем Золя в финале. Но, скорее всего, режиссер просто спешил покончить с героем, уже исполнившим на экране свою историческую миссию.

"Не будем ссориться"

"Не будем ссориться",— призывали наклейки на автомобилях, распространявшиеся парижской газетой, приучавшей водителей к корректному поведению в конфликтных ситуациях. "Не будем ссориться",— заклинает встретившихся ему на узких дорожках отморозков Антуан Беретто (Лино Вентура). Завязавший гангстер, занимающийся лодочным бизнесом на Лазурном берегу, меньше всего хочет, чтобы прошлое возвращалось. Можно вспомнить десятки французских фильмов именно с таким зачином. Но дружба превыше всего, и, согласившись подсобить былым подельникам, он постоянно вынужден избавляться от трупов, в очередной раз оказавшихся в багажнике его автомобиля. Нянчиться с букмекером Леонаром Мишелоном (Жан Лефевр), в силу неизлечимого идиотизма навлекающим на себя гнев то сицилийской мафии, то экстравагантного английского гангстера по кличке Полковник (Томми Дагген), планирующего из своего особняка-крепости ограбление века. Оппоненты напрасно не прислушиваются к мольбам Антуана. Если его вывести из себя, на Лазурном берегу может разразиться настоящая минная война, изощренности которой позавидовали бы и шахиды. Телеги с сеном, шары для гольфа и даже цветочки в полях оказываются минами-ловушками для непонятливых.

Бывают такие фильмы: вроде бы пустяк-однодневка, но то, что над ними работали люди, воплощающие сам дух жанрового кино, придает полной околесице безумное обаяние и энергию. В титрах "Не будем ссориться" что ни имя, то поэма. Имя Лино Вентуры в комментариях не нуждается. Чеканный профиль, дремлющая мощь ходячего кодекса чести, плечи боксера, словно удерживающие чугунный груз горького опыта. И мелькающая в пронзительных глазах детская растерянность, мгновенно превращающая героя гангстерской трагедии в персонажа комедии. Даже Жан-Поль Бельмондо и Ален Делон не обладали столь веской мужественностью, как Вентура, такой интонированностью взгляда. Режиссер Жорж Лотнер — живая антология французского жанрового кино. Этот человек снял и жесткую "Смерть негодяя", и шедевр черного юмора "Никаких проблем", и незабвенного "Профессионала", и заполошную "Игру в четыре руки". Жан Лефевр вообще отдельная песня, патентованный кретин французской комедии, предшественник "высокого блондина", в жизни отличавшийся тем, что был органически неспособен запомнить текст роли. Персонажа по фамилии Мишелон он сыграл еще в двух фильмах Лотнера — "Дядюшки-убийцы" (1963) и "Тайные агенты" (1964). Не отсюда ли заимствовал сценарист и режиссер Франсис Вебер идею именовать одним и тем же именем Франсуа Пиньон своих придурковатых героев — от "зануды" до "высокого блондина"? Но прелесть жанрового кино еще и в его гибкости, способности аппетитно адаптировать дух времени, сводя его к забавным внешним приметам. 1966 год — пик популярности The Beatles. И потешная армия молодых гангстеров, окружающая Полковника, словно десантировалась на юге Франции прямиком из клубов "свингующего Лондона". Обряженные в пиджачки, отрастившие умеренно длинные волосы, одновременно отвязанные и пугающе одинаковые, как роботы, эти парни аккомпанируют действию на электрогитарах и контрабасе, пускаются в дикие пляски посреди буколических пейзажей и сгорают один за другим в пламени взрывов, как мультяшные существа, а не персонажи из плоти и крови. Право слово, до Квентина Тарантино никто не снимал насилие так весело, как Жорж Лотнер.