Выставка изображения
Мадридский музей Thyssen-Bornemisza и фонд Caja Madrid открыли выставку "Тени". Тема тени в истории искусства проиллюстрирована с энциклопедическим размахом, на примере 140 работ 100 художников разных эпох, начиная с икон и заканчивая фотографиями и фильмами. Из Мадрида — МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
Положа руку на сердце сразу можно сказать, что эта выставка придумана для "чайников". Ничего более примитивного и очевидного, чем тема тени в изобразительном искусстве, и вообразить нельзя — разве что свет в изобразительном искусстве или там линия в изобразительном искусстве. Но вот парадокс — из таких банальнейших замыслов и получаются иногда самые зрелищные и увлекательные выставки, особенно если осуществлены они с той академической методичностью и тем великолепным набором шедевров из мировых музейных коллекций (помимо небедного собрания самого музея Thyssen-Bornemisza), как в случае с мадридскими "Тенями".
Уже в первом зале — "Происхождение живописи" — становится ясно, что простота идеи таит в себе настоящие эстетические бездны, в частности, вопрос об отношении искусства к реальности. Здесь собраны картины на одноименный сюжет, бывший особенно популярным в эпоху классицизма. Сюжет восходит к легенде, рассказанной еще Плинием Старшим. Некая девушка из Коринфа подкралась со свечой к своему возлюбленному, обвела его тень на стене и тем самым изобрела реалистическое искусство. В ряд картин настоящих академистов вроде Карла Фридриха Шинкеля попал и ироничный холст 1982 года наших соц-артистов Виталия Комара и Александра Меламида "Происхождение социалистического реализма" — у них вместо прекрасного юноши муза обводит на стене тень Сталина.
После этой символической преамбулы, намекающей, что любое искусство всего лишь бледная тень реальности, следует подробная историческая разблюдовка — десять разделов, расположенных по хронологии. Зал с ренессансными художниками, использовавшими тени не только по прямому назначению — для наглядности перспективных построений и создания объема, но и в мистическом смысле "покрова Всемогущего" как у Яна ван Эйка в "Благовещении". Зал барокко демонстрирует драматические эффекты свечного освещения, метафоры религиозных экстазов — здесь солирует Жорж де Ла Тур и анонимный Мастер света Свечи — и, напротив, будничную прелесть затененных интерьеров с квадратами рассеянного солнечного света у больших (Рембрандт) и малых голландцев.
Романтики придали теням невиданную до того зловещесть — в этом зале что ни картина, то тень злого рока, смерти или судьбы. Главный шедевр раздела — "Двор с умалишенными" Франсиско Гойи, где несчастные заперты в каменный мешок тюремного двора как в темницу своего безумия. После всех этих ужасов зал символистов и модерна радует уютными сценами вечерних буржуазных посиделок за столом под абажуром, отбрасывающим причудливые тени,— устроители выставки собрали сразу несколько картин на этот сюжет, в том числе Клода Моне и Эдуара Вюйара, сосредоточенных именно на игре света и тени. Отсюда уже один шаг до импрессионистов, упражнявшихся в доказательстве, что тени тоже могут быть цветными. Этими радужными тенями с картин Писарро, Бастида, того же Моне заканчивается экспозиция в музее Thyssen-Bornemisza.
ХХ век экспонирован отдельно в помещении фонда Caja Madrid — и тут организаторы выставки решили не ограничиваться живописью, хотя и так им было где разгуляться. Чего стоят одни сюрреалисты, окончательно освободившие тень от всякой привязки к "натуре" и позволившие ей стать самостоятельным "героем" произведений, проекцией авторских фантазмов — как в знаменитых "Метаморфозах Нарцисса" Сальвадора Дали или в пространственных ребусах Рене Магритта. Да что уж сюрреалисты, даже Пикассо и тот позволял себе заигрывания с тенями — на его картине, представленной на выставке, тень художника наваливается на обнаженную натурщицу, символизируя мощную творческую потенцию автора. Но очевидно, что на такой выставке без фотографии и кино было не обойтись,— ведь это искусства, даже чисто технически связанные с ее темой. Кроме того, весьма любопытно, как на новом технологическом витке в оборот вновь входят уже вроде бы отработанные живописцами приемчики. Так, нарезка эпизодов из фильмов Фрица Ланга, Эрнста Мурнау, Альфреда Хичкока кажется чуть ли не буквальной экранизацией зловещего саспенса романтиков, а фотографические экзерсисы Мана Рэя, Брассая, Андре Кертеша, Александра Родченко возвращают к той самой древней истории про девушку из Коринфа, которая, как теперь понятно, не только изобрела живопись, но и предвосхитила изобретение фотографии.