Майму Берг — чуть ли не первое имя в современной эстонской прозе. Она родилась в Таллине в 1945 году, окончила Тартуский университет по специальности эстонская филология. До конца 1980-х обозревала моду в таллинских журналах, в 1988 году вышел ее первый роман, исторический, об эстонских писателях XIX века. Сегодня она известный писатель, а также политик, председатель фракции Социал-демократической партии в парламенте Эстонии.
Про Берг справедливо будет сказать, что к писательству ее толкнули события начала 1990-х: развал Союза, независимость Эстонии. К этому времени относятся ее рассказы, повесть "Мюрт", роман "Я любила русского". Именно они и напечатаны в ее первом русском сборнике. Но, несмотря на название, собственно русские занимают в этом сборнике очень мало места. В повестях, рассказах их нет вообще. В романе "Я любила русского", в котором рассказана как бы автобиографическая история эстонской девочки, родившейся после войны, русские вроде бы есть: мертвый Сталин, странный Никита с дурацкой женой, дети из соседнего двора, врач-рентгенолог, в которого девочка совершенно по-взрослому влюблена. Но сами по себе они не интересны, только как ключ к "эстонскому".
Дело в том, что проза Берг двусоставная. Одна часть — это поэтическая женская проза, немного в этой поэтичности напоминающая прозу Ингеборг Бахман, любимой писательницы Берг. Другая часть — это постоянные отступления, рассуждения о том, как, что писать, как передать все, что хочется сказать. Это растерянность автора, который начинает писать на новой земле, изобретая для себя литературу с нуля. Надо создать новый язык, новую описательность, новые слова, чтобы постараться сказать только самое главное. "Много слов",— снова и снова переживает автор. "Слова не лгут сами по себе, просто их слишком много". "Нынешний язык еще не сформировался настолько, чтобы отражать все сложности. Нужен новый образ мышления, новый язык. А без этого нам не стать свободными".
Берг все время пишет с оглядкой на какого-то другого писателя или автора. Идеального писателя N или писательницу в зеленом, в чьем рассказе про школьное детство великолепный каштан, цветущий около школы не менее важен, чем мусорный ящик в углу у доски. В романе "Я любила русского" воспоминания о любви эстонской девочки к русскому врачу-рентгенологу перемежаются с заметками о писательском семинаре в Випперсдорфе. Там — полный набор карикатурных писателей, большинство — немцы из только что объединившейся Германии. Михаэль из бывшей ФРГ, который пишет об отношениях мужчины и женщины, Михаэль из бывшей ГДР, который пытается опубликовать дневниковые записи из жизни в Восточном Берлине. Всех их, точно так же, как и Берг, занимает вопрос, как надо писать. "Зачем весь этот "художественный соус" к куску мяса, предлагаемому повседневной жизнью?"
А откуда вообще взять чистую повседневную жизнь? У Берг, конечно же, из детства. Героиня "Мюрта" — девочка, которая невольно предает эстонских подпольщиков. Героиня романа "Я любила русского" — девочка, которая влюблена во взрослого мужчину. "Я сижу на корточках в кустах, и на глаза наворачиваются слезы. Я плачу не только из-за несчастной любви, не только из-за того, что так плохо идут дела в школе. Я плачу из-за того, что так трудно быть ребенком, что большой становиться еще труднее". Детство нужно Берг как самое концентрированное состояние жизни, в которой надо поймать самую суть. Не события, а ощущения. Как расфокусировка взгляда, особого вида близорукость, когда не видишь окружающего мира целиком, но видишь себя в мире и то, что рядом с тобой. Иногда из этого рождаются очень сильные образы. Например, когда девочка двигает игрушечную мебель, пытаясь воспроизвести дом и непонятный ей разговор взрослых людей, "мечтая, чтобы точно так же всколыхнулась белая занавеска, когда откроют дверь на веранде". Или когда распускает волосы, кокетливо поправляет выбившуюся прядь, чтобы понравиться мужчине, а когда он берет ее на колени, по-взрослому прижимается к нему. Здесь удивительно точное понимание "женского" и "детского", когда девятилетний ребенок острее, чем взрослые, ощущает и любовь, и жизнь.
Для Берг "литературное" неотделимо от "эстонского", и то и другое требует нового открытия, все только создается. Берг не просто хочет передать ощущение влюбленности, отношения мужчины и женщины, дочери и отца, но и написать об этом специально для эстонцев. В итоге все ее женские и писательские переживания становятся метафорой чего-то специфически эстонского. И влюбленная в русского девочка, и та же девочка, которая ищет отца, женщина, от которой уходит мужчина, — все эти истории оказываются попытками рассказать что-то новое и важное об Эстонии. "Меня постоянно мучит, как, наверное, и всех нас, эта принадлежность к небольшому народу", — пишет Берг в "Я любила русского". Как будто вот сейчас она придумает Эстонии литературу, и страна сразу оформится как что-то целое, не как провинция, потерянная между Россией и Европой. "Не Европа, а какой-то крошечный ее уголок. Маленький, бедный, беззащитный, захиревший, неправильно понятый, и все-таки такой духовный, такой культурный, такой европейский!"
М.: Хронограф, 2009