В республиках бывшего СССР отметят 20-летие вывода советских войск из Афганистана. Заместитель председателя Комитета по делам воинов-интернационалистов СНГ Александр Лаврентьев рассказал о судьбе советских солдат, оставшихся в Афганистане после вывода войск. Как убедилась спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова, далеко не все из них хотят возвращаться в Россию.
— Скольких солдат вы уже нашли?
— Для начала давайте вспомним, как все начиналось. В феврале 1989 года наши войска из Афганистана ушли. Все помнят знаменитые кадры, когда генерал Громов идет по мосту и говорит: "За моей спиной не осталось ни одного российского солдата". Однако на тот момент за его спиной оставалось около 400 человек, которые числились пропавшими без вести. Конечно, в первые годы после вывода шла какая-то работа, около 100 человек вернулись из плена. А потом работа заглохла. И в 1994 году было решено создать Комитет воинов-интернационалистов при Совете глав правительств государств-участников СНГ. В рамках СНГ было подписано соглашение о розыске пропавших без вести, комитет получил полномочия.
С того времени мы ищем людей. Причем мы не говорим: "Этот парень с Украины, а этот — из Казахстана, нам до них нет дела, мы не будем их вытаскивать". Они все жили в Советском Союзе, так что вопросов нет. В Советской армии национальный вопрос не стоял, а у нас работают люди старой закалки.
С 1993 года мы нашли 22 человека живыми! И до сих пор находим. Перед Новым годом был звонок от нашего помощника в Афганистане: есть отрывочные данные еще об одном. Планируем на лето экспедицию, будем выяснять, что за человек.
— Как же так вышло, что они 20 лет провели в Афганистане и не пытались уехать?
— Вы не забывайте, что за страна Афганистан. Там люди живут натуральным хозяйством, у них не то что денег нет — им даже часто помыться нечем. Потом, есть определенные психологические проблемы. Те наши солдаты, что попали в плен 20-летними, они прошли через серьезные испытания. Им пришлось принять ислам, потому что иначе их бы казнили. Они женились там, рожали детей и интегрировались в афганское общество. И они не знают, как их встретят на родине. Они уезжали из СССР, а теперь здесь непонятная Россия.
— Так, значит, не все возвращаются?
— Не все. Из тех, кого мы нашли живыми, большая часть, конечно, вернулась. Есть, к примеру, один туркмен, Гулгелдыев. Он был советским солдатом — а теперь он кто? Чей гражданин? Мы передали его письмо президенту Туркмении, чтобы тот разрешил ему вернуться. Или другой наш парень, Юрий Степанов. Когда мы его нашли в Афганистане, ему уже 40 было. Женат, дети. Поговорили, предложили приехать в Россию. Приехал, пожил и уехал назад. Говорит: "На что я жить буду? Квартиры нет, работы нет". Мы написали письмо президенту Башкортостана. Степанову дали квартиру, помогли с работой, и он вернулся. Но есть еще семь человек, которые отказываются вернуться. Например, Сергей Красноперов. Он пропал без вести, когда ему двадцати еще не было. Он не знает, выживет ли в России. А у него уже пятый ребенок родился.
— Может быть, и не стоит их перевозить в Россию?
— Мы же силой никого не тащим — они сами решают, ехать или нет. Но мы им даем право выбора, которого они были лишены. Мы просто хотим, чтобы наши люди не чувствовали себя брошенными и забытыми. И потом, представьте состояние матерей и жен этих вот пропавших без вести. Человек не похоронен, нет даже могилы, куда можно прийти поплакать. А тут вдруг им говорят: "Ваш сын жив-здоров, можете его увидеть". Вот мать Красноперова мы смогли отвезти в Мазари-Шариф, он там с ней встретился.
— Вы помогаете этим людям устроиться, даже выбиваете для них квартиры — почему же Красноперов не едет назад?
— Не все так просто. Не всех пока еще мы смогли обеспечить жильем. Вот наш Алексей Оленин. Приехал, привез жену-афганку, ребенка. Потом второй родился. Там масса проблем. В Афганистане их загсы не регистрируют, его жена по нашим законам — никто. Ему 45 лет. По нашему ходатайству ему предоставили квартиру, но не в собственность, а по найму. Однокомнатная квартира, 30 метров. Поставили, конечно, его в очередь, но он может в ней стоять очень долго. Есть еще один аспект: многие просто боятся возвращаться. Знаете, в армии всякое бывает. Ушел с оружием из части — военное преступление. Кто-то, возможно, боится наказания. В отношении этих людей был принят закон о прекращении уголовного преследования, но они этого не знают и боятся ехать.
— Вы ведь находитесь на самофинансировании. На какие деньги вы осуществляете экспедиции и поисковые работы?
— Собираем деньги со спонсоров. До 2002 года было какое-то бюджетное финансирование — теперь, конечно, сами ищем деньги. Вообще-то все держится исключительно на авторитете Аушева. Я думаю, это было большое дело, когда его предложили председателем комитета. Это имя, он герой, ему верят и ему дают деньги. Без него мы не смогли бы работать.
— А кто дает деньги?
— Те, кто прошел через Афганистан. Многие из них стали известными людьми, многие возглавляют крупные коммерческие структуры. Для них эта тема больная до сих пор. Они же видят, что в нашем обществе "афганцы" забыты и брошены. Посмотрите, стоит памятник воинам-интернационалистам на Поклонной горе. Везде чисто, а возле него беспорядок, освещение не работает. Потому что памятник фактически ничей. Он создавался за счет Минобороны, а на баланс города не передан. Сколько писали, просили: передайте его Москве. В ответ тишина. А люди туда приходят с цветами, смотрят на этот беспорядок, и им обидно.
— Расскажите, как проходит поиск пропавших солдат уже в самом Афганистане.
— У нас там все время есть люди, которые работают по поиску. Появляется информация — сообщают. Примерно раз в год, получив вот такие сообщения, собираем экспедицию. Уже 12 экспедиций было отправлено в Афганистан за время существования нашего комитета. Туда едут группы, живут там по три-четыре недели. Ищут не только живых, но и мертвых, то есть места захоронений.
Но мы пытаемся работать не только в Афганистане. Известна, например, такая история. 26 апреля 1985 года на пакистанской территории в районе города Пешавар произошло восстание советских военнопленных. Там была база, состоявшая из оружейного склада, учебного центра моджахедов и тюрьмы, в которой содержались российские военнопленные — около 40 человек — и афганцы из правительственных войск. Во время вечернего намаза моджахедов наши солдаты разоружили охрану и захватили базу. Сутки держали оборону, пока туда подтягивались пакистанские части. 27 апреля произошел мощный взрыв: взорвались все склады с боеприпасами и вооружением. Долгие годы пакистанские власти этот факт отрицали. Но в 1991 году один из лидеров моджахедов, Бурхануддин Раббани, очень нас не любивший, признал: "Да, был такой факт. Русским предлагали сдаться, но они не сдались". Говорят, они сами подорвали склад и себя, когда поняли, что войска окружили лагерь и им не вырваться. Так вот, когда начался бунт, там в ямах за пределами мятежной территории сидело в колодках еще несколько наших пленных. Они во время взрыва выжили и участвовали потом в захоронении тех, кто погиб. Наших, как неверных, хоронили отдельно от афганцев. И одного из тех пленных мы нашли. И этот живой свидетель утверждает, что знает, где место захоронения. Мы уже обращались к властям Пакистана, чтобы разрешили нам экспедицию, но они отвечают, что это находится в зоне племен и нашу безопасность они там обеспечить не смогут. Но мы все-таки надеемся туда поехать.
— На раскопки на территории Афганистана нужно чье-то разрешение?
— Конечно, официальное разрешение от властей у нас есть. Но надо договариваться с бывшими и нынешними полевыми командирами, с теми, кто реально контролирует территорию, платить им и проводникам. Нам нужны хорошие отношения с ними, чтобы мы могли вернуться. В списке пропавших без вести еще 270 человек, и мы надеемся их найти.
— А как к вам местные относятся?
— Сложно. Ислам запрещает эксгумацию, поэтому часто приходится скрывать истинную цель экспедиции. Возвращаются наши ребята в кишлаки — а вдруг их попросят показать содержимое рюкзаков? А им еще до Кабула доехать надо. Конечно, случается, угрожают нам. Надо объяснить еще, что мы не просто так приехали: авторитетный человек дал нам добро. Поэтому ищем выходы на полевых командиров, договариваемся. Один из командиров, например, сам показал, где захоронен наш солдат. Тот упал со скалы, был весь переломанный. Этот командир говорит: "Таскать на себе мы его не могли, он бы все равно умер — я его застрелил".
— А как эти командиры вас воспринимают? Они же с вами воевали, а теперь помогают искать захоронения...
— Встречаются разные люди, но вообще к нам, шурави (афганское название советских специалистов и служащих Советской армии, мобилизованных для войны в Афганистане.— "Власть"), многие относятся хорошо. Мы им понятны. Многие до сих пор помнят, как Советский Союз оказывал реальную и очень большую помощь. А вот американцев не любят и даже этого не скрывают. Сейчас, кстати, наш комитет отправляет гуманитарный груз в Афганистан, где-то около 30 тонн, доставку обеспечивает МЧС. Продукты, одежду, детские товары, моющие средства. Помогают те же спонсоры — бывшие "афганцы". Московская область с подачи командарма 40-й армии, а теперь губернатора Бориса Громова очень существенный вклад внесла.
— Вы сказали, что ищете захоронения и вывозите останки. А потом что?
— А потом идентификация. Мы сами создали базу данных ДНК родственников пропавших без вести солдат. Но пока, к сожалению, результатов мало. Есть в госпитале имени Бурденко Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз. Вот они идентифицировали останки двоих солдат, одного похоронили в Курской области, другого — в Луганске. Похоронили как положено — с воинскими почестями. Но в этом центре сейчас лежат останки еще 12 человек. Уже второй год лежат. Эти работы не финансируются. Когда я читаю ответы из ведомств, ощущение, что там работают люди с другой планеты.
— Что пишут?
— Что по бюджетным сметам можно проводить работу по идентификации останков тех, кто погиб на территории РФ. Знаете, в госпитале Бурденко работают отличные специалисты. Мы от них четверых врачей вывозили на стажировку в Америку, на Гавайи. Они приехали, чуть не со слезами рассказывали, какие там условия, аппаратура. А наши даже реактивы купить не могут: денег нет. А на закупку современной аппаратуры нужно хотя бы 175 млн рублей. Для Министерства обороны это гроши, но их нет.
— И вы не можете найти деньги, чтобы завершить идентификацию?
— Найти-то можем. Но сейчас нам принесут деньги, а мы не можем их передать центру целенаправленно. Это госпиталь Минобороны, а не юридическое лицо. То есть мы можем деньги перечислить госпиталю, но он не обязан потратить их на идентификацию останков наших солдат. Вот сейчас мы нашли еще одно захоронение в Афганистане, но куда их везти?
Я вижу, как американцы занимаются Вьетнамом, и сравниваю. У них этим работам по розыску пропавших солдат придается государственное значение, в министерстве обороны США для этого есть целое командование. Они очень активно работают в рамках совместной российско-американской комиссии по розыску военнопленных, пропавших без вести, ищут своих военнослужащих, пропавших в Корее и Вьетнаме. Ведь уже не секрет, что наши военные тогда принимали участие в боевых действиях на стороне вьетнамцев и корейцев. И вот американцы встречаются с нашими гражданами, воевавшими в те годы, опрашивают: может, они кого-то видели из их военнослужащих. Все детально конспектируют, изучают. К военнослужащим там другое отношение: ради одного солдата могут целый авианосец на другой край света послать. А у нас — живут наши солдаты в афганских кишлаках, всеми забытые, лежат останки в холодильниках морга, никому не нужные. Я очень надеюсь, что это изменится. Когда в Цхинвали была война и президент заявил, что мы своих не бросаем, это для многих наших ребят было как откровение. И мы считаем, что России надо возвращаться в Афганистан. Должен завершиться позорный этап нашей истории, когда мы предавали своих друзей.
12 декабря 1979 года для поддержки правящего режима в борьбе с антиправительственными выступлениями было принято решение о вводе в Демократическую республику Афганистан военного контингента советских войск. 9 февраля 1988 года было опубликовано заявление генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева, в котором объявлялось о выводе советских войск из ДРА. 15 февраля 1989 года вывод войск из ДРА был завершен. За девять лет пребывания на афганской территории потери армии, КГБ и МВД СССР составили 14 433 человека (всего в Афганистане служили 620 тыс. человек). Кроме того, погибли 180 военных советников и 584 специалиста других ведомств. В ходе боев уничтожено 147 советских танков, 1314 бронемашин, 433 артиллерийские системы, 108 самолетов и 333 вертолета.