Сегодня в зале Центрального дома художника закончится длившаяся неделю экспозиция живописи, рисунков и акварелей кинорежиссера Рустама Хамдамова, организованная галереей "Вместе". На выставке можно приобрести работы по ценам более низким, чем у художников, обремененных комплексом гениальности.
"Когда я возвращался из Москвы в то далекое время моих первых приездов, у меня всегда были драгоценные рисунки Рустама Хамдамова. Я вез их и Висконти, и Феллини, и Антониони, и они восхищались вместе со мной. Электризующее умение, всегда укрощенное грацией, и еще — чувственная полнота, которой Рустам умеет наполнить свои работы". В тексте Тонино Гуэрра, воспроизведенном в проспекте выставки, много замечательных выражений, особенно — "укрощенное грацией".
Живопись Хамдамова инициирует изящество слога не меньше, чем кадры его фильмов, которые изредка появляются теперь на телеэкране в передачах, посвященных странной и мрачной судьбе автора трех кинолент, ни одна из которых не стала доступна зрителям. Интерпретировать эту живопись — упражнение бесполезное, мир Хамдамова предельно самодостаточен, холоден, странен и замкнут, потому, наверное, и манит многих, словно полная луна. Писать же в близкой ему стилистике тоже невыносимо — надо чувствовать себя живущим перед Первой мировой войной. Это доступно только Хамдамову. Возможно, его верным поклонникам, до безумия преданным стилистике модерна, добровольным жертвам femme fatale немого кино, жаждущим утонченной европейской культуры и дивного предреволюционного бытового комфорта.
Бытует мнение, достаточно, впрочем, дискуссионное, что модерн не умер естественной смертью, а был убит в Сараево вместе с несчастным эрцгерцогом. Если это так, то появление хамдамовского модерна можно объяснить мистикой, переселением душ — недовоплощенное требует нового воплощения. Сейчас жизнь неомодерна проистекает много после жизни. Страстная, гениально-маниакальная любовь Хамдамова к стилистике немого кино существует вопреки велениям моды и абсолютно игнорирует даже намек на актуальность. Она проходит вне логики, жизни, в выдуманном и выморочном мире, в котором, правда, есть свои жители, ценители иллюзий.
Страсть оценивать как-то неловко, ее можно или разделять, или нет. Можно ею восхищаться, что и делали, по достоверному свидетельству, Висконти, Феллини, Антониони и многие другие менее именитые верные ценители слишком изящных рисунков, очень томных акварелей и красивой, почти как бабочка, живописи.
Живопись и графика Хамдамова существуют в контексте феномена Хамдамова. Вне этого контекста, вне фильмов, которые взыскательные и нежные критики одаривают самыми сильными эпитетами, вне странной судьбы режиссера, о драматичных перипетиях которой охотно теперь рассказывают журналисты, этой живописи и графики будто и не существует. Хотя, конечно, можно найти аналоги, косвенные (все через то же немое кино) влияния, например, врубелевское. О восточных влияниях всуе упоминать необязательно — модерн имел с востоком всем известные родственные отношения. Как и всякий нео-стиль, хамдамовский неомодерн очень декоративен, но абсолютно не чувственен.
На выставке показано шестьдесят две работы — живопись, акварели, рисунки — отменного декоративного качества. Некоторые из них честно названы эскизами к фильму "Анна Карамазофф", другие, видимо, по-случайности или легкомыслию имеют надпись "Мастер и Маргарита", поскольку для булгаковских героев персонажи рисунков Хамдамова слишком бесстрастны, безмятежны и бесчувственны.
Хамдамов — замечательный оформитель, и в придуманной им экспозиции чувствуется режиссерская выучка. Щедро разбросанные на полу зала восточные ковры, (которые тоже, кстати, продаются) превращают казенное помещение в подобие роскошной залы. Они создают видимость изящества, неги и роскоши, которая, впрочем, существовала бы и без них.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА
Выставка открыта до 18 июня в зале 8 а Центрального дома художника. Цена работ от $500 до $5 тыс.