Концерт
В московском клубе Ikra состоялся концерт группы "Рубль", нового и на данный момент единственного детища Сергея Шнурова. КИРИЛЛ Ъ-ШАМСУТДИНОВ открыл новые грани термина "рубилово".
В конце прошлого года Сергей Шнуров создал сенсацию, которая нашла себе место в информационном поле по соседству с газовой войной и экономическим кризисом. Волевым решением он распустил группу "Ленинград" и сосредоточился на своем новом проекте — коллективе "Рубль", состоящем помимо самого Шнура из клавишника Андрея Антоненко и ударника Дениса Можина.
Выступление в "Икре" было первым московским концертом постленинградской группы Шнура. Инфоповод был настолько значительным, что у входа в популярный клуб нашлись даже люди, которые спрашивали, что это за место и здесь ли будет играть Шнур. В зале была обычная "ленинградская" публика, плечом к плечу — богема, работяги, офисный планктон плюс Василий Уткин и Сергей Соловьев. Большинство пришло не на "Рубль", а явно на Шнура. Дело не только в харизме лидера "Рубля", но скорее в вере в то, что музыканту не изменило умение оседлать цайтгайст, разложить и переработать каждый пласт современной ему реальности так, чтобы на выходе получилась максимально емкая по форме и содержанию музыка. Господин Шнуров всегда чувствовал настроения масс, а в "Икре" в тот вечер настроение было безудержно-мрачное, люди были готовы веселиться как в последний раз. Господин Шнуров вышел в черной затасканной майке и с первых же аккордов придал этому настроению музыкальную плоть.
Музыка "Рубля" — доведенный до неандертальского примитивизма рычащий гаражный рок, максимально простой и народный, отдающий New York Dolls, The Stooges и даже The White Stripes. ""Рубль" — от слова "рубить"!" — провозгласил Шнуров, и последовало рубилово. Кажется, господину Шнурову в очередной раз каким-то почти мистическим образом удалось достичь гармонии содержания и формы. Одна яростная и емкая фраза выталкивала со сцены другую. "Наш бог давно подох". "В час, когда Родина встала с колен, / И поднимается, словно член, / Мы после пива взяли по двести. / Нет у нас совести и, на ...й, чести". "Жизнь густа, как макароны. / Где бы, бл...дь, найти патроны? / И е...сь оно все раком. / Это время Доширака!" Слова вылетали из уст небритого потного мужика под забубенные три аккорда. Это был тот архетип рок-героя, в котором давно пытался раствориться Шнур. Он даже перестал использовать, как в "Ленинграде", многочисленные междометия типа "Опа! Давай, мужички!", а просто остервенело драл струны. Отчаяние и ярость новых песен да старая роковая формула "Драйв плюс децибелы" привели собравшуюся публику в неистовство. Кто-то из зрителей вылезал на сцену, в баре началась драка, субтильные девушки накачивались коктейлями из абсента пополам с самбукой.
Впрочем, немало было и тех, кто уходил из зала. Наверное, потому, что не вполне понятным осталось, зачем Шнуру понадобился ребрендинг. По большому счету, концепция "Рубля" вполне вписывается в энциклопедию русской жизни "Ленинграда". Та же неустроенность, духовный и материальный консюмеризм, несправедливость мироустройства, только все гораздо агрессивнее, настолько, что эти песни вряд ли будут звучать по радио. Но по большому счету, как и было спето Шнуром, "ничего нового". Обрезав музыкальное обрамление "Ленинграда", в сухом остатке музыкант оставил почти одинаковые вещи, лишенные обаяния "давай под ска попрыгаем". Хотя, вполне возможно, что Шнуров пошел на это сознательно, отказываясь от популярной славы "Ленинграда", которая, по его мнению, стала сродни славе "Камеди Клаба" и "Нашей Раши". Ближе к концу концерта публика в зале начала скандировать "Ленинград! Ленинград!". Шнуров подошел к микрофону, иронично скривил губы и выкрикнул: "Поздно! "Рубль"!" Действительно, время уже не то.