19-й ежегодный Салон высокого часового искусства (Salon International de la Haute Horlogerie — SIHH) начался 19 января и завершился 23 января при меньшем, чем в прошлом году, стечении народа и при большем, чем в прошлом году, количестве присутствующих марок.
Часы еще идут
— Я же не могу его выгнать — он все покупает и покупает,— в панике оправдывается перед журналистами представительница большой и славной марки, всегда отличающейся швейцарской точностью rendez-vous. Журналисты мрачно наливаются утренним кофе пополам с шампанским, нервничают и роют пол копытами, но входят в положение: если пришел клиент, пусть получит все, что хочет, пусть ни в чем себе не отказывает. Да пусть сидит хоть весь день, в конце концов. Кризис бродит по Европе, и каждый журналист понимает, что от активности безымянного байера зависит и его будущий редакционный год.
Швейцарский часовой экспорт сократился в ноябре 2008 года на 15%. Цифры декабря ожидаются в начале следующей недели, и все же, даже если итог декабря будет хуже, чем итог ноября, 2008 год останется рекордным для швейцарской часовой промышленности. Она заработала для своей маленькой родины 17 млрд швейцарских франков — на 6,7% больше, чем в 2007-м.
Будущее туманно. Предсказанное на 2009 год падение — около 20% — означает возврат к уровню довольно благополучного 2006 года. Главные потери понесут марки средней (1,4-3 тыс. франков) гаммы и гаммы "престижной" (3-9 тыс. франков), высокое часовое искусство пострадает меньше всего — к нему по традиции относят вещи стоимостью более 9 тыс. франков, те самые, что перебирает покупатель в дальней комнате.
— Что делать, деревья не растут до неба,— говорит Франко Колони, президент Фонда высокого часового искусства, открывавший салон SIHH-2009. Под искусственным небом Салона в женевском Palexpo кризиса вроде бы нет. Все те же марки, все те же лица. Ну, или почти все — кризис сказался на числе посетителей: их на 20% меньше, чем в прошлом году. Удивительным образом это сокращение не отразилось пропорционально ни на количестве заключенных сделок, ни на количестве выпитого на Салоне шампанского. Видимо, сокращение пока прошло количественное, но не качественное.
Вы меня узнаете с другой стороны
На Салоне-2009 впервые выступила новая часовая марка. Неизвестной ее никак не назовешь, но часами она пока не отличалась. Ральф Лоран представил Ralph Lauren Watch and Jewelry Co — совместное предприятие американского модельера Ральфа Лорана и южноафриканского владельца Richemont Йохана Руперта. Их доля — 50 на 50, но на нынешнем Салоне часовой взнос выглядит куда более весомым. Благодаря поддержке господина Руперта часовщик-новичок получил лучшие механизмы из тех, которые делают принадлежащие Richemont мануфактуры — Piaget, Jaeger-LeCoultre, IWC.
Премьера в новом, пахнущем свежим деревом домике с надписью Ralph Lauren была обставлена со всей торжественностью, часовой глава новорожденной марки брошенный на узкое направление с Cartier красавец Ги Шатийон картинно волновался. Результат? Довольно ординарные часы по неординарным ценам. Лоран, конечно, известный дизайнер, но по сравнению с механизмами дизайн часов пока что проигрывает. Он показал три модели — Slim Classic, Sporting и Ralph Lauren Stirrup Stirrup Coll, круглые, квадратные и в форме стремени, поскольку хорошее отношение к лошадям присуще марке не меньше, чем, скажем, "Гермесу".
Часы в форме стремени будут, по крайней мере, узнаваемы, но их стартовая цена (от 10 тыс. франков) говорит о заявке не на "модные", а на настоящие сложные часы. Но кавалерийским наскоком такую планку не взять. Часовые марки создаются годами. Достаточно вспомнить, сколько сложностей преодолел Montblanc, перестраиваясь из производителя знаменитых ручек в производителя никому тогда не известных часов. При столетней истории, всемирной славе, немецкой обстоятельности и столь же мощной помощи Richemont на благоприятном рынке ему потребовалось несколько лет, пока его начали признавать за равного в часовой семье. Кто только ни задавал бедным часовым менеджерам "Монблана" вопрос: "Ну и куда вы будете заливать чернила в эти ваши часы?" Отношение переменилось с позапрошлого года, когда, воспользовавшись технологией и мастерами купленной специально для них старинной швейцарской мануфактуры Minerva в Виллере, часовщики Montblanc начали выпускать сложные и действительно интересные часы, в которых было много интересного помимо монблановской звездочки. В прошлом году они показали прекрасный хронограф Star Nicolas Rieussec Monopusher Chronograph, окрещенный в честь часового гения Минервы. А в этом году и вовсе поразили публику. Даже требовательный Максимилиан Бюссер, часовой Дягилев, отвечавший когда-то в Harry Winston за программу авангардных "опусов", назвал нам монблановскую модель этого года Montblanc, Collection Villeret 1858 Grand Tourbillon Heures Mysterieuses одним из главных открытий выставки.
По сравнению с тем, что предъявляет сегодня Montblanc, коллекция Лорана простовата (ну, в конце концов, клиенты Montblanc из тех, что умеют писать). У Лорана нет уже такого временного гандикапа: выходить на рынок он будет в трудные годы, причем прежде всего на американский рынок, где продажи часов снижаются более резко, чем в Европе и Азии. Понадобится невероятный, агрессивный, прямо-таки бесстыдный пиар и, главное, время, которого у марки нет.
Те же руководители Montblanc сейчас готовы снова поставить на свои знаменитые ручки и, подперев этими ручками голову — часовое производство, пережить неприятные моменты, связанные с кризисом ближайших лет. Так, по крайней мере, сказал нам один из нынешних вождей Montblanc — энергичный Жан-Марк Понтруэ. По отношению к своим часам Ральф Лоран рисуется оптимистом и даже говорит о том, что, покончив с разнарядкой, будет создавать фирменные лорановские механизмы. Но это, прямо скажем, придет не раньше чем он прикупит собственную мануфактуру — к концу кризиса их на рынке может оказаться немало.
Залп главных калибров
Почти все женевские марки пустились в разработки своих калибров — механизмов, сделанных на мануфактуре под конкретную модель часов. Речь идет не о таких потомственных механиках, как Jaeger-LeCoultre, Vacheron Constantin или Piaget. Свои movements разрабатывают даже Panerai, которые когда-то назывались у коллекционеров "военный "Ролекс"" за ролексовский механизм. Маленькими сериями в несколько сотен экземпляров они шаг за шагом расширяют линейку собственных механизмов и переходят к усложнениям, разработав уже собственный хронограф и даже собственный турбийон. Нет ничего более чуждого строгому военному облику Panerai, чем изнеженный турбийон, поэтому марка даже не вывела его на циферблат — о наличии турбийона говорит только маленькая красная точка. Это такая военная тайна бывших часов итальянских ныряльщиков.
Гигант Cartier, веками гордившийся тем, что он ювелир, а не механик, построил огромную новую мануфактуру в часовом Ля Шо-де-Фо и начал показывать самые авангардные механизмы вроде центрального хронографа Cartier, Rotonde Central Chronograph.
Для марок это процесс повышения собственной стоимости — часы с мануфактурными калибрами стоят дороже. Если мы выстроим некоторую линейку требовательности покупателей, то на правом ее фланге мы увидим людей, глухих к механике. Им в принципе все равно, кварцевая или механическая начинка у их блестящих часов, лишь бы они были подписаны знаменитой маркой. В центре мы увидим любителей всласть покрутить заводную головку — кварц они презирают. И наконец, слева мы увидим настоящих часовых любителей, которые ценят механизм, установленный в их часах, не меньше, чем их корпус. Для них принципиально важно, чтобы в часах работал механизм, разработанный для этой модели, а не универсальный двигатель, приспособленный по месту. В настоящем часовом шедевре, считают они, действует архитектурный принцип пространства: механизм и усложнения в конечном счете определяют облик часов. Именно такие часы входят в золотую валюту швейцарских часовщиков, и для перехода в эту категорию марки не жалеют усилий. Разработать свой механизм, свой собственный калибр очень дорого, но усилия окупятся: появление собственного калибра удорожает часы как минимум на треть.
Гонка калибров была подстегнута несколько лет назад угрозой Swatch Group, крупнейшего поставщика готовых механизмов, занимающего со своей мануфактурой ЕТА лидирующее положение на швейцарском рынке. Основатель группы Николас Хайек-старший пообещал закрыть поставки несобранных механизмов и модулей. С их помощью марки, не имеющие своего производства, могли наколдовать якобы собственные механизмы. Марки теперь должны честно признать, что ставят в свои часы готовые моторы ETA или Soprod (другой важный поставщик механизмов), или включаться в гонку главных калибров. Если при этом ты не находишься в составе большой группы рядом с соседями, готовыми помочь механизмами или хотя бы готовыми техническими решениями, тебя ждут большие сложности. Одиноким трудно — если, конечно, речь не идет о совсем уж мелкотравчатых знаменитых часовых мастерах, выпускающих крошечными сериями какие-нибудь чудные вещицы.
Шедевры малых женевцев
Мелкотравчатые в Женеве занимают особое место. В отличие от Базеля, где молодые перспективные часовщики прижимают тебя в темных углах выставочных павильонов, как пушеры в Амстердаме, в Женеве они сидят в богатых отелях на набережной Монблан и принимают гостей, предпочитая давних знакомых. Мы навещаем тех, кто продается в Москве, и все они настроены достаточно благодушно.
"Зачем вам на все это смотреть,— смеется глава De Bethune седой Дэвид Занетта,— не надоели вам часы, выпьем лучше винца". На самом-то деле он знает, зачем смотрят на его удивительные часы, изготавливающиеся мизерными тиражами и продающиеся не дешевле 50 тыс. франков за штучку. Когда Занетти увлекается, он начинает хвастаться своей штучной работой — "никаким Патекам и Бреге" не снилось. Он считает себя поэтом для поэтов, часовщиком для часовщиков, для тех, у кого уже есть все и все равно хочется чего-нибудь нового. У него есть даже время спроектировать к часам собственную машину и поставить ее в гостиничном гараже к завистливому интересу соседских Porsche и Maserati.
Компания молодых авангардистов Феликс Баумгартнер и Мартин Фрай представляют новую серию своего инопланетного Urwerk. Вместо прошлогодней медноголовой змеи Urwerk-102 они сделали "тарантула" с черным крестовым механизмом под стеклом и думают о новых часах, заранее окрещенных "кобра".
Кажется, что маленьким сейчас лучше всех: их крошечные тиражи в 100-200 экземпляров расписаны на годы, листы ожидания полны, работы невпроворот, два-три часовщика сбиваются с ног, а глава марки выступает и ее рекламным агентом, и маркетинг-директором, и коммивояжером. Глава MB&F Максимилиан Бюссер завершает прославившую его маленькую фабрику "часовую машину номер один", украшает машину номер два белым золотом и матовой керамикой, совершенствует машину номер три, которую многие часовые специалисты считают самой эффектной из трех. Он бы выстрелил уже четвертым и даже пятым номером, но для этого надо сначала обеспечить желающих обзавестись первыми тремя. Вроде решительной пожилой дамы из Калифорнии, которая летает за его машинами за штурвалом собственного реактивного самолета. С такими клиентками не пропадешь. Когда мы начинаем осторожно насвистывать ему про "нынешние тяжелые времена", он вспоминает стишок, который повторяют в его мастерской: "Notre petite entreprise ne connait pas la crise" ("Мелким кризис — наплевать, успевать бы продавать").