Выставка юбилей
В галерее искусств Зураба Церетели в рамках фестиваля "Черешневый лес" проходит выставка, посвященная 100-летнему юбилею Николая Жукова. На выставке побывал ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
К Николаю Жукову подходит определение "прекрасный советский художник". Прекрасный по качеству, советский по содержанию. Он, несомненно, график экстра-класса. Он виртуозно умеет уловить движение, позу, тело у него ясно передает эмоциональное состояние человека, он великолепный портретист. При этом он три десятилетия возглавлял студию имени Грекова, так сказать, роту военных художников, работавших по заказам Минобороны. То есть это понятное творчество: сначала военные зарисовки, потом портреты военных, членов иностранных делегаций, лениниана, обложки советских журналов, плакаты, открытки, иллюстрации к Марксу-Энгельсу. Вещи повсюду — от Третьяковки до персонального музея на родине в Ельце.
Такому художнику критик полагается в чине не ниже подполковника, и, будучи, увы, лишь лейтенантом запаса, я испытываю известные затруднения. Но на выставке только вещи из семьи: организовать выставку к 100-летию из коллекции нескольких музеев оказалось слишком трудно. Их много — больше 300 произведений, и это десятая часть семейного архива. Но, кроме того, это особый отбор. Особое, семейное измерение жизни.
Бесконечные зарисовки жены и детей. Жизнь на даче на Николиной Горе. Друзья и знакомые, соседи по даче: маленький Никита Михалков, маленький Костя Райкин, Ираклий Андроников, читающая стихи Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко за бильярдом в Суханове, артисты МХАТа, артисты Большого, звезды советского кино, писатели, поэты, певцы и дети всего этого сословия. На выставке это еще забавно рифмуется с плакатами, которые Николай Жуков делал для "Интуриста" в середине 1930-х и хранил на память: московское такси, Крым, Кавказ, джаз Леонида Утесова, мягкий вагон экспресса в Баку. Советский "большой свет" в семейном, бытовом измерении.
Он жил другим, этот большой свет, он выполнял важную работу по идеологическому обслуживанию советского государства. Но на выставке об этом вспоминаешь с известным усилием, там такое ощущение, что это какое-то прямое продолжение поздней дореволюционной жизни, полудворянской, полупрофессорской. "Не оглянешься — и Святки, // Только промежуток краткий, // Смотришь, там и Новый год". Добавлю, что этот художник, видимо, был хорошим человеком в том плане, что к людям относился с удовольствием. Всем этим людям, которых он рисовал, хотя бы раз в жизни повезло: на них смотрели с мастерским вниманием и большой симпатией, их жесты, повадки, фигуру тщательно изучали как нечто, достойное запечатления. И, кажется, что жизнь их была такой счастливой, какой никогда уже больше не будет.
Страшно обаятельный материал. Это довольно странный тип художника, который при очевидном, бросающемся в глаза мастерстве никогда не ставил себе каких-то больших художественных задач в смысле создания своего стиля, направления, философии. Он просто пользовался господствующей модой, в 1930-е годы больше ориентировался на ОСТ, в 1950-е — на реализм. Жизнь и люди интересовали его больше, чем их художественная деформация. Его трудно анализировать искусствоведчески, зато он захватывает человечески. С ним был забавный случай в Италии в 1971 году, когда у него была персональная выставка в Риме. Его в посольстве инструктировали, что тут надо ожидать неприятностей, потому что реализм не в моде. И действительно, больших почестей от западной критики он не заслужил. Но зато пришедшие на выставку люди с удовольствием смаковали все бесчисленные бытовые подробности современной, но неизвестной им советской жизни.
А теперь это уже не современная жизнь, а совсем прошлое. Но все равно смакуешь. И, глядя на все это, думаешь: а может, это и было в советской жизни самым ценным?