Выставка
В Музее современного искусства на Петровке проходит выставка фотографа Анастасии Хорошиловой "Русские". С образами граждан России встречался ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Там не только русские, там казаки, буряты, все — не русские, а русскоязычные. Разного возраста, разных социальных групп, разного происхождения. Дети у школы, бабки у завалинки, мужик с ружьем, борцы каких-то единоборств, семьи на фоне собственного дома, дети у гусей, испитые старики у железных кроватей в больничке. Около ста больших фотографий, которые сделаны в экспедициях по российской глубинке. Как в этнографической съемке конца XIX века.
В музее этнографии есть такие единицы хранения — "негатив 44574, крестьянин с сохой, Вятская губерния, 13 мая 1887". Острый материал. Вот он всматривается в объектив, в пришедший к нему прогресс с жадным прищуром. Сильный человек, но ничего из его силы не вышло — прогрессу он оказался интересен формой сохи и орнаментом на рубахе. А больше ничего от него не осталось, имя не знал даже фотограф, а судьбу — никто. Был и сгинул.
Анастасия Хорошилова — художник европейский, немецкий, она избегает окончательного высказывания. Она ничего не хочет навязать образу этих людей, они не плохие и не хорошие, не счастливые и не несчастные, не смешные и не страшные, они просто есть. Но они очень пронзительно есть, фотографии такие, что и не отреагировать невозможно. То есть реакцию провоцируют, а какую — не подсказывают, выбирайся сам.
Но лица-то знакомые. На Щелковском автовокзале, скажем, все время такие попадаются. Тело красиво как бы задуманное, но порченое. Сильно болело, все болело — ноги, руки, по морде тоже били, но перетерпел, прошло. Одежда такая, что ясно, надписи на майке, цвет и крой штанов до такой степени до лампочки тому, кто их носит, что спроси его — а чего у тебя на майке, он и не поймет.
Разница в том, что там, на автовокзале, они, затравленные Москвой, движутся на периферии зрения, и хотя вокруг тебя распространяется чувство тревоги, но если идти быстро, то успеваешь проскочить раньше, чем его осознаешь. А тут не проскочишь. Тут они, русские, в своих деревнях, перед своими домами, в своих школах. Они гордо позируют, в них есть достоинство. Только руки и ноги не знают куда девать, все норовят встать по стойке смирно, как в школе-армии учили, не принято у них себя показывать, жить вместе — да, а смотреть друг на друга — нет. Русские люди, мужики в адидасовских трениках и кожаных куртках, молодухи в газовых косынках, ситцевых халатах и калошах на шерстяной носок. Императорское географическое общество искало в крестьянском быту следы вятичей и кривичей. А тут не поймешь чего и искать-то.
Этот крестьянин из Вятской губернии — он тоже ходил где-то на периферии зрения, скажем, Бунина или Блока. А потом глянул в упор — и те ахнули. Двигаясь по выставке, вдруг ловишь себя на мысли, что экзистенциальный кризис, ощущение абсурдности бытия, потеря самоидентификации — это не интеллигентские проблемы, это существует вокруг тебя в страшном — простонародном — виде. Лица — не пустые, но они больше не знают, зачем живут. Такие народные сказки по мотивам Камю и Сартра.
Раньше у русской интеллигенции был такой сословный принцип — служение народу, но потом это совсем прошло из-за советской власти. А это такая выставка, что, когда смотришь, думаешь — а все же странно, что прошло.