Премьера
Московский театр "Школа драматического искусства" показал спектакль "Смерть дикого воина" на музыку Владимира Мартынова в постановке Игоря Яцко — совместный проект театра с ансамблем Opus Posth Татьяны Гринденко. Только к концу спектакля РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ понял, чего не хватило авторам постановки.
Перед началом представления зрителей убедительно попросили не только выключить мобильные телефоны и во что бы то ни стало оставаться на своих местах до окончания спектакля, но даже по возможности не шевелиться. Структура спектакля, мол, так хрупка, что малейший шорох может ее нарушить. Оказалась, что она не только хрупка, но и довольно прихотлива — в основе сочинения известного композитора Владимира Мартынова лежат три стихотворения Даниила Хармса — "Смерть дикого воина", "Песень" и "Сон двух черномазых дам". Поскольку в последнем из них фигурирует управдом, несущий ту часть "Войны и мира", где описывается смертельное ранение Андрея Болконского под Аустерлицем, фрагмент из романа Толстого тут тоже использован.
Зал "Манеж", сам по себе настраивающий на возвышенный лад, стал совсем похож на храмовое пространство. На сиденьях с высокими спинками по бокам сцены уселись строгие люди в белом, в глубине на возвышении расположились музыканты, человек в черной рясе стал отбивать ритм похожим на колотушку деревянным инструментом, появились воин-предстоятель в торжественных восточных одеждах и "прихожане", обряженные в тельняшки-балахоны. На темном видеоэкране занялась заря, потом по голубому небу поплыли облака — успевшие прочитать программку поняли, что это и есть "небо над Аустерлицем". Актеры принялись хором и вразнобой пропевать и прокрикивать строки из произведений Хармса и Толстого, а музыканты — вытягивать из инструментов многократно повторяющиеся музыкальные фразы Владимира Мартынова.
"Истлевание слова в тишине, конденсация тишины в некое виртуальное слово — таково пространство смерти русской литературы и ее перехода в какое-то другое качество" — так объясняет замысел произведения композитор. Смерть литературы в спектакле главным образом проявляется в том, что актерам, кажется, очень трудно перейти к следующей фразе произведения (а музыкантам — к другой музыкальной фразе, так что спектакль в той же степени рассказывает о "смерти музыки"). Поэтому участники действа то перестраиваются, то перекладываются на полу, то перемешиваются между собой — все легче для них, чем мучительный переход к следующему фрагменту текста. Спектакль тянется монотонно, угрюмо и надменно. Уже и литература умерла, и музыка, и ты сам на час приблизился к неизбежному, а представление все длится и длится. Я ненавижу тех, кто не выключает в театре мобильные телефоны. Но на "Смерти дикого воина" чего-то вроде звонка мобильного телефона или дурацкого шепота мне очень не хватало: телефонная трель — не лучшее, но все-таки проявление жизни.
Если попытаться коротко определить главный изъян спектакля, то он состоит в отсутствии чувства юмора. Сделать спектакль по Хармсу так, чтобы зритель ни разу не улыбнулся, это, знаете ли, нужно сильно постараться. Несомненно, что самим строем и духом новой постановки Игорь Яцко пытается наследовать основателю театра и своему учителю Анатолию Васильеву — и в том, как работает с текстом, и в том, что уподобляет спектакль ритуалу, требующему от зрителя смирения и терпения. Но разница между учителем и учеником помимо прочего еще и в том, что господин Васильев в лучших своих работах — при всей их серьезности и возвышенности — был не чужд саморефлексии и даже насмешливости, хотя и весьма специфической. Большие мастера, даже те, которые числят себя пророками и ведут беседы исключительно с вечностью, находят в себе мужество и даже чувствуют потребность с облегчением подмигнуть зрителю. Эпигоны же всегда оказываются смертельно серьезны.