Федор вошел домой какой-то взъерошенный. И сразу спросил своего дядю Данилу: "А мы будем с тобой играть в Wii?" На что бабушка, которая его забирала с подготовительных занятий, сказала: "А ты лучше расскажи, как ты себя сегодня вел на уроке английского, и это поведение совсем не тянет на видеоигры с Данилой". Так, ну вот дожили — теперь еще посыплются жалобы на ребенка со стороны школы. "Ну и что ты там натворил?" Оказывается, Федор посреди урока по английскому забрался в шкаф и там спрятался. Потом вышел из него, собрал портфель и, сказав: "Good bye", удалился из класса. По нашим советским понятиям учительница должна была тут же поднять шум. Мне и из-за гораздо меньших выступлений все время писали в дневнике всякую ерунду. Например: "На уроке русского языка потерял чувство меры" (представления не имею, чего это я такого там натворил с русским языком), "На уроке литературы читал книги" (это я помню, потому что читал что-то совсем не то, чего бы им хотелось, под партой), "Допустил безобразную выходку" (ну, это я шел по фойе школы на руках и в конце пути ногой сбил портреты каких-то передовиков производства или что у нас там висело). При этом, понятное дело, отцу пришлось нарезать эти стекла и рамы заново, и, когда я привез эту стопку в школу, проходивший мимо парты одноклассник, доселе отличавшийся тишайшим нравом, со всей дури стукнул по ней — в хлам. Так что, кстати, уход в шкаф во время урока в нашей школе был бы приравнен к хулиганскому поступку. "Ну и как отреагировала учительница?" Она стала что-то говорить про креативность, про то, что у ребенка есть свой подход к изучению языков и т. д. А теперь выслушаем Федора. "Я просто шутил",— говорит он и, мне кажется, не слишком понимает, за что на него тут все взъелись. Я, впрочем, сдержался и не стал шутить при бабушке Марине Анатольевне, что, мол, Федор, скорее всего, отрабатывал английскую конструкцию out of closet,— меня бы не поняли.
И все-таки в связи с этим у меня есть два вопроса. Во-первых, я пару раз ловил Федора на том, что он рассказывает то, чего не было. Ну, например, ему давно уже запретили таскать некоторые игрушки в детский сад, потому что все знают, что он их там раздает или просто оставляет. Что в общем не жалко, но если игрушка завязана на сериал вроде навязших всем в молочных зубах биониклов, то потеря звеньев этого сериала — это как-то глупо. Так рассуждаю я, в ответ на что Федор говорит: дескать, у него в детском саду есть вот такая игрушка, и он там играл с другом Игорем. На что я его спрашиваю: "А вроде бы ты не должен таскать туда игрушки?" Тут он, наконец, спохватывается: "Я пошутил. Ничего я туда не носил". Другими словами, мальчик продемонстрировал владение старым приемом подмены, которая знакома всем нам: вместо слова "соврал" говорить "пошутил".
Этим пользуются дети, политики и медиаперсоны. Довольно, кстати, убогая уловка, которая свидетельствует только об уровне развития мозга наших политиков и медиаперсон. На уровне пятилетнего ребенка. Я вообще-то не знаю, как бороться с детским враньем, которое со временем спокойно может перетечь во взрослое вранье. Где, на каком этапе слово "пошутил" перестанет быть милым оправданием? Похоже, что и вы не знаете. В таком случае зачем я спрашиваю? Хотя бы потому, что нас, здоровое крыло русской популяции, учили, что врать всегда себе дороже. Потому что а) обязательно выяснится, что деньги за ремонт машины ты Армену не отдал; б) что девушка, которая висела на тебе в метро, не была племянницей из Тамбова; с) все равно проболтаешься. Вот я никогда не вру, хотя бабушка Федора считает ровно наоборот. Я просто иногда не говорю полной правды — в том случае, если это лажовая правда. Или говорю половину правды. Ну... одну из. Полезное качество для пропагандиста, коим, собственно, журналист и является, не правда ли? Но вот так в лоб врать — фи! Так что первейшая моя на сегодня задача — каждый раз, когда Федор начинает придумывать (вариант — врать), отслеживать и на пальцах показывать ему, что дела обстоят совсем по-другому и именно эти его слова нельзя воспринимать всерьез и что все всегда выползает наружу. Кстати, мне недавно рассказывал старый друг, что в детстве огромное влияние в этом вопросе оказали на него "Денискины рассказы". Про вылитую из окна кашу и про мужика в шляпе.
Второй момент. Что, если то, что он делает, всего-навсего часть креатива по жизни, стремление театрализовать обыденность? Ну, в школе он ушел в шкаф, вышел из шкафа, а потом вовсе с урока, но отработал же он конструкцию good bye. Как сказала учительница, если бы он при этом высказался еще и в том смысле, что lesson is over, она была бы в полном восторге. А вот дома он разыграл целый спектакль, когда его оставили за дверью (по причине того, чтоб поймать кота, чтобы он не выскочил на лестницу). Федор постучал в дверь и, войдя, сказал: "Здравствуйте, как у вас красиво — картины на стенах висят! А как зовут вашего кота? Меня? Меня просто называйте Вячеслав". То есть ведется на шутку и спокойно начинает обыгрывать ситуацию. То, что я называю театрализацией обыденности. А давеча он разыграл прабабушку, когда на прогулке они увидели на обочине кошку. Федор сказал: "А это Алена, подружка нашего кота Васи (он же Соус). Они познакомились, когда он выпал из окна в прошлый раз. С тех пор она его ждет". Прабабушка, конечно, вернулась с расспросами про подружку кастрированного Соуса Алену. Какая на фиг Алена? Нету у него никакой Алены, и выпал он с балкона аж прошлым летом! Ну вот поди отличи, когда Федор шутит, а когда он говорит неправду, а когда просто фантазирует, чтобы всем было веселее.