Гастроли театр
Сегодня на сцене Малого театра завершаются гастроли знаменитого миланского театр "Пикколо". Итальянская труппа показывает "Дачную трилогию" Карло Гольдони в постановке актера и режиссера Тони Сервилло. РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ смотрел спектакль и вспоминал основателя театра "Пикколо" Джорджо Стрелера.
Когда называют театр "Пикколо", то сразу вспоминаешь Джорджо Стрелера: один из основателей миланского театра руководил им почти пятьдесят лет, до своей смерти, и прославил "Пикколо" на весь мир. Когда на афише стоит имя Карло Гольдони, тоже вспоминаешь Стрелера. Разумеется, пьесы итальянского классика много ставят по всему миру, в том числе и в России, но все-таки самый знаменитый гольдониевский спектакль — это "Арлекин, слуга двух господ" Стрелера, общепризнанный шедевр, и сейчас, спустя десять лет после смерти режиссера, колесящий по странам и континентам. Кстати, всего месяц назад "Арлекин" в очередной раз наведался в Москву и тоже игрался на сцене Малого театра.
Так что сочетание "Пикколо" плюс Гольдони — вроде как Джорджо Стрелер в квадрате. Тем более что великий миланский мастер когда-то и сам ставил так называемую "Дачную трилогию" Карло Гольдони. Про спектакль, правда, помнят только специалисты, а на русский язык, как они же утверждают, переведена всего лишь одна из трех частей. Сегодня Тони Сервилло изрядно сократил "Дачную лихорадку", "Дачные приключения" и "Возвращение с дачи": у Стрелера спектакль шел больше пяти часов, нынешний уложился в три с половиной.
Пьесы Гольдони рассказывают о жизни нескольких городских семейств позапозапрошлого века. Первая описывает события перед отъездом на дачу: суетливые сборы, выяснение отношений между влюбленными, отцами и детьми, господами и слугами. Действие второй части происходит непосредственно в деревне. Третьей — опять в городе, по возвращении, когда окончательно оформляется несколько влюбленных пар и, видимо, предстоят свадьбы. Впрочем, влюбленных ли или не совсем — вот в чем главный вопрос. В безмятежную картину праздной дачной жизни жестоко вмешиваются финансовые проблемы. Не будь их, все было бы прекрасно: на даче (столь понятное и родное слово "дача" — феномен перевода на русский, итальянцы используют "сельскую местность") можно было бы беззаботно играть в карты, пить чай на свежем воздухе, гулять, красиво бездельничать, щебетать наперебой и легко флиртовать.
Собственно говоря, герои "Дачной трилогии" именно перечисленными "делами" и занимаются, и все было бы великолепно, если б жили они по средствам. Но оказывается, что главные герои Гольдони развлекаются исключительно в долг. Именно поэтому их "сладкая жизнь" в "Дачной трилогии" имеет непроходящий печальный привкус — понятно, что расплачиваться по счетам все равно придется. Ценой является любовь: в финале спектакля героиня выходит замуж не за того жениха, в которого влюблена. Чувство принесено в жертву и долгу, и расчету.
Спектакль должен был бы быть очаровательным, легким и пронзительно печальным. Наверное, таковым он и был бы, поднимись из гроба Джорджо Стрелер. Тони Сервилло явно действовал по великим стрелеровским рецептам. О Стрелере напоминает не только внешний вид спектакля — и светлый во всю высоту сцены задник-небо, и волшебный боковой свет, и мягкие, буквально дышащие тайной и обаянием ткани исторических костюмов, и минимум реквизита. О Стрелере напоминает и особая манера игры: актеры не "углубляются" в своих персонажей, особенно не задерживаются ни на мыслях, ни на словах, жертвуют "основательностью" ради обаяния и щемящего ощущения хрупкости и мимолетности жизни.
Но чем больше Тони Сервилло и прекрасные актеры "Пикколо" пытаются (может быть, и помимо своей воли) убедить нас в том, что Стрелер жив, что его "метод" можно приложить к пьесам Гольдони и сегодня, тем более очевидно становится, что Стрелера уже нет. Поэтому и "Дачная трилогия" выглядит местами затянуто, местами слишком уж беспредметно, местами тяжеловесно. Понятно, что делал не волшебник, а его прилежный ученик. Все-таки феномен режиссуры Стрелера основывался не на воспроизводимых "правилах" постановки, не на открытых им раз и навсегда законах, а на личных, только ему известных секретах. Впрочем, это относится к любому великому режиссеру.