Выставка авангард
В галерее "Проун" на "Винзаводе" открылась выставка "Нико Пиросмани. Семейный кутеж", посвященная 90-летию со дня смерти самого знаменитого грузинского художника. 19 картин "маляра Николая", которые удалось наскрести по российским частным коллекциям, показывают вместе с работами первооткрывателей его искусства — русских футуристов. Художественные достоинства и политическую своевременность проекта оценила АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Их всего девятнадцать, и каждая — шедевр. Гениальный "Обед тифлисских торговцев" в благородной черно-белой гамме: трое в центре степенно сидят за столом, один слева встал говорить тост, духанщик с мальчишкой справа подносят вино и кушанья, а на стене без дела висят дайра и чианури, потому что сбоку печальный персонаж в желтом канотье заводит граммофон с золотой трубой. Или рекламный щит "Холодный пиво и креп. напитковъ" с бочкой, писанной с большим знанием дела, непременным мальчишкой с подносом с кружками и господином, поднимающим бокал. Или "Иранский лев" — гривастый, зубастый, с саблей наголо. Или военный диптих "Сестра мила сердье" и "Ранинъ салдатъ" — Михаилу Ларионову иногда удавалось нечто похожее, но сколько же усилий надо было над собой сделать, чтобы позабыть академические премудрости и проникнуться лубочным духом.
Куратор галереи Марина Лошак говорит, что владельцы отдавали эти картины на выставку весьма неохотно. Не только потому, что они хрупки — редко когда писаны на холсте, чаще — на клеенке, картоне или по жести. Просто не хотят расставаться: без них стены квартир как-то неприятно пустеют. Их можно понять. Собрания все благородные, с именами: семья Ираклия Андроникова, семья талантливейшего скульптора Исидора Фрих-Хара, наследники Лили Брик и Василия Катаняна. Многим все это досталось почти из первых рук — не от автора, конечно, но от его первооткрывателей.
В ситуации, когда про Грузию — либо плохо, либо никак, выставку грузинского художника можно было бы рассматривать как политический жест. Если бы этим художником не был Николай Асланович Пиросманашвили, которого в России любят едва ли не так же сильно, как на его родине. По крайней мере, начиная с 1960-х, когда Булат Окуджава сочинил о Пиросмани "Песенку", Георгий Шенгелая снял фильм, а в доме любого интеллигентного человека появился тоненький альбомчик с кутежами, жирафом и Маргаритой. К началу 1980-х он был уже чем-то вроде поп-идола: пугачевский хит про "миллион алых роз" пела вся страна. Однако выставку в "Проуне" надо рассматривать как жест научный: темой ее стало не второе, шестидесятническое, открытие Пиросмани, а первое, случившееся в начале XX века и до сих пор мало изученное.
Весной 1912 года в Тифлисе оказались два очень молодых (им было около двадцати) и очень прогрессивных человека из свиты Михаила Ларионова, только что принявших участие в скандальной выставке "Ослиный хвост" и бросивших учебу в консервативной Академии художеств. Уроженец Тифлиса Кирилл Зданевич возвращался домой — набираться сил для новых битв за авангард — и прихватил с собой петербургского друга, Михаила Ле Дантю. В компанию быстро влился младший из Зданевичей, Илья — будущий Ильязд, заумник, теоретик футуризма, практик дада и сюрреализма, друг Пикассо, Кокто и Коко Шанель. Их молодые глаза, воспитанные на новых французских художниках — тех, что открыли когда-то наивную живопись Таможенника Руссо, и разглядели на тифлисских улицах необычные вывески. И нашли в них то же, чем восторгались в картинах Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой (младший Зданевич как раз писал о них монографию): взрыв формы и сдвиг языка ("сестра мила сердье").
Михаил Ле Дантю — первым из образованной публики — начал скупать картины "маляра Николая", работавшего по духанам и лавочкам за угол и похлебку, и вывез их в Москву — на легендарную ларионовскую выставку "Мишень", где творения "будущников" и самоучек из народа показывали вместе. Первые статьи и монографии о Пиросмани, сотворение мифа о "тифлисском самородке" — дело рук Ильи и Кирилла Зданевичей. Кирилл собирал пиросманиевскую коллекцию до конца своих дней — несмотря на экспроприацию, арест, воркутинскую ссылку и другие неприятности (большая часть этого собрания теперь в Национальном музее Грузии). Илья, первым разыскавший художника, подружившийся с ним и заказавший портрет (эту парадную, в рост, "парсуну" чернявого студента в форменной тужурке, выставлявшуюся на "Мишени", можно видеть и в "Проуне"), продолжал пропагандировать его искусство и в парижской эмиграции. В 1969-м в Лувре с оглушительным успехом прошла выставка Пиросмани. К монографии Ильязда "Pirosmanachvili", изданной в Париже в 1972 году, портрет героя гравировал Пикассо (он тоже есть на выставке).
Они не спасли от скорой смерти самого художника, но спасли многие его картины от гибели — в Грузии культ Пиросмани начался все же десятилетием позже. Он стал для них тем, чем стал для французских авангардистов Таможенник Руссо: народным, даже природным, оправданием правильности выбранного пути. Это был взаимовыгодный обмен. Если в любом событии, так или иначе связанном с Грузией, искать политический смысл — вот он.