В издательстве НЛО третий раз допечатывают тираж книги англичанина Фила Бейкера "Абсент". То, что читатели упиваются "Абсентом", Анна Наринская считает положительным явлением.
Тут надо оговориться. Взявшись писать про абсент, практически любой автор оказывается в выигрышном положении. Специфически порочная репутация, мифология, сложившаяся вокруг даже не самого напитка, а его идеи, увлекают и щекочут нервы. К тому же само время, с которым неизбежно придется иметь дело исследователю абсента,— конец XIX века, период странного предмодернистского бурления в Европе, даже теперь, на более чем столетней дистанции кажется и пугающим, и упоительным.
Рассказывая об абсенте, Фил Бейкер с легкостью собирает под одной обложкой Уайльда, Алистера Кроули, Бердслея, Альфреда де Мюссе, Бодлера, Верлена, Рембо, Шарля Кро, Анри де Тулуз Лотрека и примкнувшего к ним Эрнеста Хемингуэя. Проклятая полынная настойка оказывается отличным предлогом поговорить об этих людях, про которых интересно все до мелочей, не говоря уж об их порочных привычках.
При таком обилии гениев, которые только и делают, что напиваются и галлюцинируют, книжка Бейкера ни на минуту не превращается в сборник анекдотов про знаменитостей. И точно так же этот текст не оказывается умственным исследованием для посвященных. Нет, Бейкер разворачивает свою историю с интонацией увлеченного рассказчика, очень похожей на ту, с которой Юрий Лотман вел свои телелекции. Он не боится рассказывать среди прочего вещи вроде бы общеизвестные. Вот, скажем, история отношений Рембо и Верлена, сегодня не просто общеизвестная, но и ставшая достоянием масскульта. Бейкер все же считает нужным ее изложить, кратко, скороговоркой, но при этом ярко и сочувственно. После того как Верлен в Брюсселе стрелял в Рембо, сообщает Бейкер, тот, несмотря на рану, решил уехать в Париж, а "Верлен и его многострадальная мать поехали провожать его на вокзал". Эта "многострадальная" мать Верлена, то есть, в сущности, этот эпитет, придает всем известной истории в изложении Бейкера щемящую ноту — не скандальный гомосексуальный роман, а история несчастья.
Жизнь Верлена была до краев наполнена абсентом. Он пил его во времена крайнего горя: "Наскоро о моих скитаниях,— пишет он Стефану Малларме, выйдя из тюрьмы,— сейчас я в таверне... Все еще с сахаром. Мне очень худо. Прости за все ужасы...". Верлен всегда пил абсент с сахаром. Он пил его во времена счастливые: сбежав вместе с Рембо в Лондон, Верлен был страшно разочарован, когда служанка меблированных комнат, где они остановились, отказалась принести ему абсент. Но потом, сообщает Бейкер, Верлен встретился с Эрнестом Доусоном и пошел с ним в "Корону". В "Короне" с абсентом дела обстояли отлично.
Эрнесту Доусону у Бейкера посвящена целая глава. В манере, которая нам опять же напоминает Лотмана, он повествует о второстепенных персонажах, в которых дух времени всегда выражается более полно, чем в стоящих над временем гениях. Доусона нельзя назвать совсем безвестным. У его стихов было достаточно поклонников, а некоторые его фразы остались в веках. Сочетание слов "унесенные ветром", например, цитата из Доусона. Кроме культа абсента, к которому Доусон приложил руку ("Виски и пиво для дураков, абсент — для поэтов,— говорил он.— Абсент обладает колдовской силой, он может уничтожить или обновить прошлое, отменить или предсказать будущее".), он имеет отношение и к другому викторианскому культу — культу ребенка. Самым большим несчастьем в жизни Доусона было не пьянство, а то, что он влюбился в двенадцатилетнюю дочь владельца ресторана в Сохо. Он верно ждал, чтобы девочка выросла, а она, повзрослев, вышла замуж за официанта. Доусон так и не оправился от удара. Тут Бейкер пишет: "Благоговейная любовь к девочкам — не просто личная причуда. Ее породил романтический культ ребенка, одна из самых абсурдных мод XIX века... вспомним Льюиса Кэрролла. Никак нельзя путать эту страсть с педофилией в нынешнем смысле; вся суть и состояла в полном отсутствии чувственности". Бейкеру не нужна лишняя овеянная современностью скандальность: предмет его исследования — не подробности, а суть, не анекдоты, а миф.
Бейкера интересует весь этот напряженный самоубийственно-поэтический ритуал, окружавший абсент в те времена, когда царила уверенность, что искусство требует отказа от повседневной жизни. А остальное волнует его гораздо меньше. Хотя он честно об этом остальном рапортует. О том, что в 90-х годах XX века — через 80 лет после запрещения абсента — его снова стали ввозить в Европу из посткоммунистической Чехии. Что этот напиток снова стал входить в моду: его на глазах у газетчиков распивали приехавшие в Лондон Джонни Депп и Хантер Томпсон, его подавали на открытии лондонского клуба "Граучо" и на вечеринке по поводу вручения премии Тернера. Читатель вслед за Бейкером быстро усваивает все эти факты, чтобы снова вернуться на пару глав назад — к тому месту, где напившийся абсентом Эрнест Доусон принимает участие в спиритическом сеансе. "Мы получили послание от Сатаны,— сообщает он потом друзьям,— но ничего мало-мальски важного он не сказал".