Девальвация рубля — во многом вопрос не финансовый, а этический, считает обозреватель "Власти" Дмитрий Бутрин.
В конце октября 2008 года глава Банка России Сергей Игнатьев вполне мог себе позволить не различать в публичной устной речи "девальвацию" и "ослабление" национальной валюты, употребляя их как придется. 11 ноября, когда Банк России впервые показал, что может на практике осуществить снижение официального рубля (тогда по отношению к бивалютной корзине — сумме $0,55 и €0,45 — рубль подешевел сразу на 30 копеек), слова подбирались уже более аккуратно. Тем не менее 24 ноября подчиненные Сергея Игнатьева ясно дали понять, что, сложенные вместе, 55 центов США и 45 евроцентов не обязаны быть равны примерно 30 рублям, что бы ни происходило с долларом и евро, а могут равняться и точно 31 рублю (как это случилось в прошлую среду).
То, что этот набор монет может стоить и 29 рублей, пока лишь теория, причем сомнительная. У граждан России память устроена своеобразно: укрепление (или, если хотите, ревальвация) рубля, происходившая всю первую половину 2008 года, уже забыто. А вот смену курса 1998 года, более точно соответствующую понятию девальвации (однократное и резкое ослабление валюты), помнят в России отлично. Да и Сергей Игнатьев не отрицает: у рубля есть все основания дешеветь.
В силу устройства бивалютной корзины Банку России не слишком удалась "управляемая девальвация" 24-26 ноября. Евро подорожал, а вот доллар умудрился упасть. В ЦБ этим были недовольны, поскольку намерены были своим решением об ослаблении рубля принести гражданам России пользу.
Принято считать, что бездушнее финансистов могут быть только педагоги детских музыкальных школ. Это не так: вопросы денежного регулирования требуют от Банка России и от правительства, формально не контролирующего ЦБ, учета аргументов на стыке макроэкономики и этики, то есть учения о хорошем и плохом. Движение курса национальной валюты — как раз действие, при котором избежать вопросов и даже воплей: "Да совесть-то у них, в ЦБ, есть?" решительно невозможно. Позволю себе сосредоточиться на этических аспектах происходящего.
В случае падения стоимости экспорта даже без всякого финансового кризиса российские компании, имеющие выручку в долларах, попадают в довольно тяжелую ситуацию: им становится труднее оплачивать свои расходы в рублях, в том числе платить зарплату, закупать стройматериалы и электроэнергию и т. д. Помочь им можно, допустив ослабление курса рубля: на один доллар выручки приходится больше рублей. В этом случае проблемы появляются у того, кто имеет сбережения в национальной валюте: их стоимость, например, в долларах сокращается пропорционально падению курса. Таким образом, девальвация — это "грабеж" владельцев рублевых сбережений в пользу компаний: с 24 ноября ЦБ реализует именно эту политику, хотя и в крайне умеренной форме, если это описание приличествует грабежу, умышленному и открытому хищению чужого добра.
С другой стороны, Банк России вполне мог бы держать валютный курс стабильным за свой счет. Что делать с недостатком рублей? Например, печатать их и распределять через банковскую систему нуждающимся компаниям, пользуясь своим статусом эмиссионного банка. Это, правда, приведет к увеличению денежной массы. Последствия этого можно "на пальцах" объяснить примерно так: если продавец знает, что в вашем кармане стало в два раза больше денег, он всегда будет рассчитывать на вашу удвоенную щедрость. Так рождается инфляция — и рост потребительских цен, и рост цен в промышленности. В этой ситуации сбережения, оцененные в долларах, не сокращаются, однако цена чего угодно начинает расти и в долларах, и в рублях. Инфляция — тоже грабеж владельцев рублей, но в другой форме: от нее страдает прежде всего текущее благосостояние как населения, так и компаний. Назовем это "мошенничеством".
Наконец, Банк России может не заниматься эмиссионной активностью, не печатать новых денег, сохраняя курс по возможности неизменным. Эту ситуацию нельзя описать в терминах "грабежа", однако в ней все вынуждены рассчитывать сами на себя и не жаловаться на то, что разорившаяся нефтяная компания больше не платит зарплату, а лопнувший банк не отдает деньги с депозита. Это тоже потеря сбережений, но уже не для всех, а для тех, кому не повезло. Будем считать это "равнодушием к страданиям ближних".
Сергею Игнатьеву не позавидуешь. Мне более симпатичен третий вариант. Но я не работаю в ЦБ, кроме того, даже я понимаю людей, которые считают, что инфляция, затрагивающая всех примерно поровну, лучше девальвации. Наконец, есть своя правда и у руководства компаний, чье разорение вызывает не только бедность их владельцев, но и рост безработицы. Этично ли закрывать бизнес и выбрасывать людей на улицу?
И все это лишь общая и примитивная схема. Этических вопросов в денежно-кредитном регулировании на два порядка больше. В силу этого искушение для ЦБ не принимать их во внимание крайне велико: пока речь идет о процентах колебания курса, а ведь может пойти и о долларе по 50-70 рублей как альтернативе инфляции в 30% годовых. Так не проще ли оперировать макроэкономическими категориями, а о душе — в нерабочее время? Несмотря на отсутствие решения, надеюсь, совесть у руководства Банка России все-таки есть.