В Картинной галерее ГТГ на Крымском валу открылась выставка "Изменяющийся мир. 50 лет британской скульптуры из коллекции Британского совета". Экспозиция как часть культурной программы осенью прошлого года сопровождала визит в Россию Елизаветы II и демонстрировалась в Русском музее в Санкт-Петербурге. Она, несомненно, вызовет интерес и у москвичей, напомнив им о предыдущих выставках The British Council — "Генри Мур. Человеческое измерение" (1991) и "Великобритания в СССР. Девять английских художников" (1990). "Изменяющийся мир..." расширит наши представления о британском искусстве XX века, в котором отсутствие традиции в полной мере восполняют оригинальные мастера, появляющиеся с завидным постоянством.
Британский индивидуализм обыгран не только в поговорках. Он зафиксирован как принцип существования и в национальных эмблемах: в девизе на гербе за словом "Бог" следует дополнение — "и мое право". В сфере художеств британец традиционно чтит старейшие институты — Королевский колледж изящных искусств, Художественную школу Сен-Мартин, Академию художеств в Бате (большинство экспонентов нынешней выставки имеют дипломы этих заведений), но полагается все же на свои силы и опыт. Мечты о коллективизме и артистическом братстве ушли из этой культуры вместе с эпохой прерафаэлитов. Британский художник почти всегда аристократически одинок (дружба классиков Генри Мура и Барбары Хепуорт — скорее исключение, чем правило), "пратисьен" — отнюдь не ученик мэтра, скорее его временный коллега, и стажировка у старшего вовсе не гарантирует продолжения младшим традиции, какой бы она ни казалась многообещающей. Если и можно говорить о традиции в английском искусстве, то только в смысле преемственности этого неписанного кодекса поведения.
Выступившие на Венецианских биеналле 50-х Редж Батлер, Линн Чадуик и Кенетт Армитэдж, казалось, и не знали о существовании знаменитого Генри Мура, хотя мастер был в полном расцвете сил. На его "органической" пластике учились в Европе и Америке.
У нас пластикой Генри Мура тоже увлекались, но тайно и немногие, правда, придавая излишнее значение полированным поверхностям его работ. Тридцатилетним британцам была ближе раздерганная живопись Сатерлэнда. "Переведенная" в бронзу, она не казалась столь пугающей, хотя и получила со стороны почтенного историка авангарда определение — "геометрия страха". Конструктивная лепка выдавала навыки выпускников архитектурной школы, надрыв (вообще свойственный многим послевоенным европейским скульпторам) компенсировался самоиронией. "Преувеличение, — писал об англичанах Андре Моруа, — они считают худшим из пороков, а холодную сдержанность — признаком аристократизма. Когда они несчастливы, то надевают маску юмора, когда очень счастливы, то вообще ничего не говорят".
Похожие на неких насекомых, скульптуры "пятидесятников" могут напомнить слепки дотошных энтомологов. В мировосприятии британца любовь к природе уживается с интересом к Кафке, стремление к познанию не ведет к построению сухих умозрительных схем. Видимо поэтому островная "школа" пластики (будем иметь в виду условность этого понятия) благополучно прошла мимо опыта германо-швейцарской метафизики и несколько пресного франко-итальянского реализма. Ее культурный обмен с остальным миром по-английски своеобразен. Подарив Америке открытие поп-арта — Эдуардо Паолоцци начал делать поп-объекты несколько раньше янки, так же как и Ричард Гамильтон поп-живопись — Англия странным образом заимствовала опыт абстракции у Нового Света, причем в позднем варианте и к тому же у живописцев Post Pictural. Энтони Каро строил свои пространственно-цветовые композиции с оглядкой на Джулия Олитского, Вильям Тернбулл — на Барнетта Ньюмана.
Впрочем, в обличении общества потребления и постиндустриальной цивилизации британцы не отстали от заокеанских коллег. Обломки пластических упаковок Тони Крэгга и рваный металл холодильников Билла Вудроу успешно представляют на международных выставках Великобританию как страну, в которой понимают толк в социально-критическом искусстве. Правда, к скульптуре в традиционном понимании все это имеет весьма косвенное отношение. Полагаем, что термин "инсталляция" известен не только на континентах.
К достижениям же исключительно британской "скульптуры" (и снова не забудем о кавычках) современные критики относят "экологическую пластику" — композиции, выполненные из природных материалов (ветвей, мха, воды, камней) на пленэре. Экологический эффект заключается в том, со временем произведения распадались, растворяясь в ландшафте. Это не пугало художников, поскольку работы фиксировались на пленку. С американским определением Land Art в Англии не согласны, хотя почти во всех графствах велись и ведутся "земляные работы". Потомки мастеров естественных парков XVIII века традиционно бережно относятся к природе — и это еще один вид традиции. Хотя поначалу таких художников, как и поп-артистов недолюбливали. "Настил недоумка (художник ли он, скульптор или садовый архитектор, который хочет и должен оставаться неизвестным). Да это — прекрасный пример сланцевых покрытий для больших или малых увеселительных площадок и скверов. Можно даже говорить о применении их во внутренних двориках. Но заниматься ими в центральной галерее Тэйт?!" Это написано о знаменитом экспоненте нынешней выставки — ветеране "экологического искусства" Ричарде Лонге. Однако именно так в конце 60-х — начале 70-х относились и к его коллегам: Дэвиду Нэшу, Ричарду Хэррису, Энди Голсуорси и Хэмишу Фултону, работавшим в национальном заповеднике в Гриздальском лесу. С тех пор мнение изменилось. Поскольку британцы верны единственно непреходящей традиции — уважению к личности.
МИХАИЛ Ъ-БОДЕ
Выставка продлится до конца мая