Куда уводит детство

Роман Владимира Шарова из списка "Русского Букера"

Премия литература

"Ъ" продолжает обзор книг, выдвинутых на премию "Русский Буккер" (см. "Ъ" от 20 и 21 ноября). АННА Ъ-НАРИНСКАЯ изучила предложенные Владимиром Шаровым в романе "Будьте как дети" варианты воплощения евангельской максимы в жизнь.

Есть мнение, что "Русского Букера" Владимиру Шарову дадут. Роман "Будьте как дети" таков, что за него как-то даже неудобно не дать. Там разговор принципиально идет о самом важном. Там — на пространстве отдельно взятой души и в историческом контексте — препарируется русская вера, заставляющая идти до самого конца, вплоть до кромешного безумия и абсурда. Что до исторического контекста — то, надо сказать, именно переписанная Владимиром Шаровым отечественная история, вернее один ее эпизод, составляет самую цепляющую или, выражаясь языком маркетинга, рекламоемкую часть книги. Даже те, кого отечественная художественная литература вообще-то не интересует, про этот роман слышали — потому что там "есть что-то такое про Ленина".

Действительно есть — на протяжении нескольких глав герой романа пересказывает лекции, который некий преподаватель истории по фамилии Ищенко уже в постперестроечные годы читал воспитанникам ульяновского интерната для детей с физическими недостатками. Лекции эти посвящены последним четырем годам жизни Ленина. Эти годы, рассказывал больным детям учитель Ищенко, изолированный болезнью и интригами вождь провел в безостановочных и напряженных разговорах с Богом, к которому он даже не то чтобы обратился, но присутствие которого наконец глубоко и окончательно осознал. В результате этого мистического общения Ленин понял, что истинным, "самым пролетарским из пролетариатов" являются дети. То есть такой потенциал имеется в каждом ребенке, но особенно раскрывается в обездоленных — в сиротах, в бездомных, в калеках. "Ваша всемирная революция,— пишет шаровский Ленин Троцкому,— революция детей".

Лев Давидович новые идеи Владимира Ильича принял, равно как и Феликс Эдмундович. Все вместе они начинают готовить эту всемирную революцию нового типа, а именно — новый крестовый поход детей в Святую землю. По мысли Ленина, на Иерусалим должны отправиться детские отряды, в каждом из которых обязательно должна иметься своя чрезвычайная комиссия, состоящая из закаленных несчастьями слепоглухонемых детей. Пока же поход готовится, Владимир Ильич использует свое ухудшающееся состояние, чтобы самому физически и умственно уподобиться "самым пролетарским пролетариям".

Все это рассказывается тоном убедительным и серьезным. И автора даже хочется заподозрить в розыгрыше, в том, что, поведав нам, как очень уже больной, но просветленный Ленин, лежа в кровати с Крупской, "идет" по телу жены, перебирая указательным и средним пальцами, а Крупская в это время с надеждой думает "что срок настал, именно сегодня исполнится обещанное, столь долго ею жданное: как Сарра она понесет", он все-таки прыснет и скажет что-нибудь уместно детское, вроде "обманули дурака на четыре кулака".

Ничего подобного, однако, не происходит. Равно как и не происходит ничего превращающего этот смешной бред или, если хотите, искусно выстроенную параисторию в до конца осознанное и потому до конца серьезное высказывание. Впечатление такое, что автор до конца сам не понимает — в каком он это смысле, что на каждом повороте своей маленькой ленинианы он оставляет себе лазейку, не желая расставаться с возможностью выбора. Непроясненность отношений автора с Лениным отбрасывает тень на все остальные линии романа. На относящийся к XIX веку эпизод обращения в христианство северного народа энцов (неразвитого народа-ребенка) скрывающимся от уголовного преследования драгуном Перегудовым. На покрывающую почти весь XX век историю духовных исканий крестной матери главного героя — юродивой (уподобившейся в юродстве ребенку) Дуси. На рассказ о драме этого героя (она тоже связана с ребенком — безвременно умершим). Сложенные вместе все эти части повествования должны особым образом иллюстрировать и раскрывать вынесенную в заглавие цитату из Евангелия. И вообще речь в романе идет о серьезнейших проблемах и трагедиях, о тяготах духовного поиска. Все герои — глубоко верующие люди, а многие даже приняли монашество. Но все же когда автор описывает, например, картины одного из этих героев такими словами: "Сережа собирал, лепил человеческие лица, как Господь когда-то — нас самих из глины, но ничего из них не выделял, люди на его холстах, родившись из праха, будто суслики из норы, не отступали от него и на шаг", думаешь — не может быть, чтобы он это серьезно. А когда главный герой, от лица которого ведется повествование, подробно и вдохновенно описывая любовные игры с возлюбленной, настойчиво называет ее шею "шейкой" и, более того, сообщает, что "шейка была ее заветной территорией",— ну, тут вообще непонятно, что думать.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...