Выставка фотография
Выставка Merce My Way, открывшаяся в галерее "Победа" на "Винзаводе", представляет американского хореографа Мерса Каннингема глазами танцовщика и фотографа-любителя Михаила Барышникова. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, только основная профессия автора смогла обеспечить внимание публики к его хобби.
Михаил Барышников в письменных комментариях к выставке "Мерс Каннингем, каким я его вижу" подчеркивает собственную вторичность в съемочном процессе. "Это скромная попытка вникнуть в работу одного их самых великих хореографов нашего времени",— говорит он. И эта позиция — великий танцовщик снимает великого хореографа — единственно правильная, только она и способна хоть как-то обосновать, отчего любительские снимки балетного кумира стоит показывать за пределами круга его друзей. В отличие от выставки фотографий Барышникова в Музее личных коллекций трехлетней давности, где были представлены портреты-пейзажи-натюрморты знаменитого фотографа-любителя, вызвавшие в лучшем случае снисходительность, тут все-таки речь идет о профессиональном взгляде на предмет.
Около двух десятков цветных цифровых фотографий размером примерно 90 на 75 см, сделанных Барышниковым в сезоне-2006/07 на генеральных репетициях балетов Каннингема ("я фотографировал генеральные репетиции, бегая как оглашенный по просцениуму и щелкая кадр за кадром в надежде разгадать хореографические приемы Мерса"), точнее передают характер и вкус самого Барышникова, чем творческие принципы исследуемого им хореографа. Достаточно завернуть в закуток под лестницей галереи, где демонстрируется 45-минутный видеофильм из пяти работ Мерса Каннингема, смонтированный Аллой Сигаловой — хореографом и давней знакомой Михаила Барышникова. Разница между выверенной математикой хореографических абстракций Каннингема, близкого друга композитора-минималиста Джона Кейджа, и радостным буйством размытых цветовых пятен на фотографиях танцовщика слишком велика, чтобы всерьез принимать уверения автора в "необычайной эмоциональности" произведений "последнего из могикан" американского модернизма.
89-летний Мерс Каннингем, начавший карьеру хореографа во второй половине 1940-х, славен совсем другим. Он последовательно опровергал базовые постулаты ремесла хореографа. Ставил без музыки — иногда артисты впервые слышали ее прямо на премьере. Ставил по принципу случайности, определяя последовательность комбинаций с помощью игральных костей. Ставил без учета законов сцены, утверждая, что все точки пространства одинаково важны. Ставил заведомо неестественные движения, заставляя танцовщиков выполнять их не задумываясь. Человек в композициях Каннингема превращался в краску на полотне сцены, в веху пространства, функцию хореографической алгебры.
Танцовщик и актер Михаил Барышников, придавший своим темпераментным снимкам жизнерадостность бродвейской рекламы, равно далек как от визуального осмысления постулатов Каннингема, так и от фотографических изысков. Композиция построена по принципу "что попало в кадр", но все-таки автор по мере возможности придерживается симметрии. Пигментными пятнами проступают на фотографиях пиксели от чрезмерного увеличения любительских снимков. Размытость фигур обеспечена обстоятельствами съемки: фотограф, "бегающий как оглашенный", способен превратить в смерч даже фонарный столб.
Впрочем, результат экстремальной съемки понравился и Мерсу Каннингему, и армии почитателей танцовщика Барышникова, и, главное, самому автору. Ведь все эти вихри света, всполохи цвета, лица, запечатленные одновременно в профиль и анфас (почти как у Пикассо!), тела, распадающиеся в пространстве, так похожи на балетные фотографии в журнале "Америка" начала 1970-х годов. Для населения застойного СССР этот вожделенный дефицит был почти катехизисом настоящей жизни: он диктовал моду, формировал вкус, приоткрывал щель в волшебную страну, в которую так хотел попасть 25-летний ленинградский танцовщик Михаил Барышников и которая для него стала страной воплощенных грез. Картинка из журнала "Америка" оказалась одновременно и эталоном, и реальностью. И в общем-то, даже умилительно, до чего точно 60-летний миллионер Михаил Барышников воспроизвел в "цифре" мечту своей бедной юности.