В Государственном Эрмитаже открылась выставка "Неведомые шедевры. Французская живопись XIX-ХХ веков из частных собраний Германии", представляющая 74 картины 1828-1927 годов, в течение пятидесяти лет находившиеся в спецхране музея. В субботу мы уже описывали политические аспекты этой выставки; сегодня же речь пойдет исключительно о ее художественном значении. Рассказывает ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ.
О том, что перед зрителем произведения, являющиеся предметом спора, в Эрмитаже напоминают лишь стекла, под которыми картины из осторожности выставлены. В остальном выставка вполне традиционна, но зрителя этих в большинстве своем абсолютно неизвестных работ не покидает эффект "ложного узнавания", придающий картинам особую неожиданность. Героиня знакомого портрета Мане вдруг повернулась не в профиль, какой мы ее знаем, а в фас — на пастели из собрания Кребса; "Прачка" Домье, спокойно шествующая в хрестоматийной композиции из Лувра, на картине из коллекции Герстенберга-Шарф вдруг побежала, изменившись в лице; "Женщина с попугаем" Курбе из музея Метрополитен отпустила своего попугая, повернула голову и заснула, превратившись в "Возлежащую женщину" из собрания Келера.
Картины эрмитажной выставки малоизвестны еще и потому, что находились всегда в частных руках (за исключением одного полотна Моне из Бременского Кунстхалле). Некоторые из них, например "В саду" Ренуара или его же "Причесывающаяся женщина", попали прямо от главного маршана импрессионистов Дюран-Рюэля к своим владельцам и с тех пор не выставлялись никогда. Каждая из этих картин, появись она после такого долгого отсутствия, сама по себе стала бы сенсацией; целая их выставка — вероятно, последняя крупная добыча историков искусства этого времени. Французское искусство XIX — начала ХХ века истоптано исследователями вдоль и поперек, каждое произведение тут хрестоматийно настолько, что восприятие даже самого внимательного зрителя неизбежно притупилось. Между тем извлеченные из запасников Эрмитажа полотна напоминают, что так было не всегда; в "особых условиях хранения"они сохранили не только невероятную свежесть красок, но и свежесть нашего восприятия.
Почти каждая из этих работ кажется необычной для ее автора, меняющей все представления о нем. Таковы, например, "Цветы" Делакруа — даже не натюрморт (и тот не характерный для Делакруа), а почти парадный портрет нескольких героинь цветочной клумбы на фоне неба, взятый с низкой точки зрения, торжественный и наивный, исполненный в духе, можно было бы сказать, классической нидерландской живописи, если не сказок Андерсена. Или "Интерьер с двумя фигурами" Дега, о котором не известно, является ли он парным портретом или (что кажется более убедительным) сюжетной композицией о "проблемах пола", подробности интриги которой так и остаются неясными.
Но даже работы, авторы которых опознаются с первого взгляда, кажутся на выставке вызывающе странными. "Гора св. Виктории" Сезанна — мотив, который он писал множество раз — отличается таким слепящим совершенством, такой незыблемостью своих художественных (почти моральных) устоев, что самой интенсивностью своей, самой концентрацией примет индивидуального стиля превосходит всем знакомый стереотип под названием "Сезанн". "Женщина с зонтиком" Тулуз-Лотрека поражает типично лотрековским сочетанием слащавого колорита и агрессивной композиции: глуховатая героиня портрета подалась вперед, но еще более исступленно "подалась"на зрителя сама картина с ее возбужденными линиями и штрихами. Знаменитая "Площадь Согласия" Дега, напротив, по отношению к зрителю скользяще-брезглива — все ее герои и даже экипажи дальнего плана предаются бесцельному движению мимо плоскости холста. Это движение характерно для Дега, но столь афористически выражено лишь в этой композиции, — возможно, лучшей работе художника, но одновременно и самой странной его работе.
Но дело в том, что в истории искусства (по крайней мере начиная с XIX века), вероятно, самыми главными являются как раз отклонения от нормы. Только странность, скажем, "Завтрака на траве" или "Бара в Фоли-Бержер" Мане теперь уже требуют некоторых доказательств; эрмитажная выставка показала произведения, еще не защищенные броней тривиальности. Это, видимо, будет продолжаться недолго: вскоре и они войдут в корпус "общеизвестного" и необычность свою утратят.
Однако дело еще и в том, что выставка в Эрмитаже представляет большие фрагменты нескольких весьма ярких частных собраний: произведения из частной коллекции своей спецификой часто бывают обязаны особенностям вкуса коллекционера. В коллекции промышленника Бернхарда Келера (1849-1927), много собиравшего современное ему искусство, в частности немецкий экспрессионизм, находилась и "Гора св. Виктории" Сезанна, и идеально к ней подходящий "Форт Сансон, Гранкан" Сера — сияюще-белый, холодный морской пейзаж, в котором художник с усилием превозмогает психологизм и эмоциональную издерганность живописи XIX века. Келеру же принадлежали два ню с явными классическими реминисценциями — упомянутые "Возлежащая женщина" Курбе и "Причесывающаяся" Ренуара. Вероятно, самым известным коллекционером из числа представленных в Эрмитаже был директор страховой компании Отто Герстенберг (1848-1935), чья коллекция перешла после его смерти к его дочери Маргарите Шарф. Его интересы сосредоточивались в области старой живописи, сквозь призму которой он, очевидно, воспринимал Домье, лучшей коллекцией которого обладал. Ему же принадлежали "Площадь Согласия" Дега и "В саду" Ренуара — произведения крупные, программные, "серьезные". Но самым интересным и самым индивидуальным собирателем из числа представленных в Эрмитаже был, пожалуй, богатый бизнесмен Отто Кребс (чья коллекция почти полностью оказалась после войны в Ленинграде), умерший бездетным в 1941 году от рака, — болезни, предначертанной ему его фамилией. Он отличался волевой избирательностью в коллекционировании: свои картины он подбирал медленно и снайперски точно, так, чтобы представить все грани творчества художников их лучшими произведениями. Он владел отличными работами импрессионистов, но славу (если бы он того хотел) ему могли бы принести его великолепные постимпрессионисты: "Купальщики" Сезанна, двойной детский портрет Гогена и "Белый дом ночью" Ван Гога, если называть только самое лучшее. Кроме того, ему принадлежала большая коллекция натюрмортов с цветами, качество которых доказывает, что и данный жанр можно собирать с умом и вкусом. Кребс был большим знатоком и эстетом, собирал исключительно для себя и не рекламировал коллекцию (она была укрыта в его поместье в провинциальном Хольцдорфе), поэтому она оставалась практически неизвестной даже в 20-е годы, не говоря уже о 30-х, когда быть коллекционером модернистского искусства могло оказаться небезопасным. Владелец не мог и предполагать, какое путешествие во времени и пространстве проделают его полотна, ныне занимающие почти целый зал в Эрмитаже.
Выставка открыта в Николаевском зале Зимнего дворца до 29 октября ежедневно, кроме понедельника, с 10.30 до 17.30, в воскресенье до 16.30. Цена каталога 100 тысяч рублей.