Цена вопроса

Сергей Ъ-Строкань

обозреватель

Спор о голодоморе лишь фрагмент в разворачивающемся между Москвой и Киевом сражении за историю, пусть и гораздо более острый, чем дискуссии о Мазепе и Полтавской битве. Еще можно найти свидетелей тех событий, а на следы голодомора каждый неожиданно для себя может наткнуться в любую минуту. Этим летом мой родственник на Полтавщине стал копать колодец у себя во дворе и раскопал три детских черепа. Ни он, ни его родня не предполагали, что в заросшем спорышом дворе, где мирно бродят куры, под ногами лежат непохороненные человеческие останки. В детстве мне доводилось слышать истории о случаях сельского каннибализма, когда детей заманивали конфетой и съедали.

Хотя голодомор 1930-х — трагедия общая и для украинцев, и для русских, активно вспоминают его жертв сегодня только на Украине. Недавно, побывав там после пятилетнего перерыва, я с удивлением для себя обнаружил скромный памятник жертвам голодомора даже в своем родном селе.

Понятно, что, ставя памятники жертвам гуманитарной катастрофы советской эпохи, украинские власти при этом передергивают историю в поисках истоков украинской идентичности и первоосновы собственной государственности. Ведь если признать, что на Украине в самом деле имел место именно геноцид, то есть сознательное уничтожение украинского народа, то получится, что его осуществляли сами же украинцы. Кто, интересно, были по национальности те партийно-хозяйственные функционеры на Харьковщине или Полтавщине? Однако в переживающей сегодня глубокий раскол украинской политической элите и обществе голодомор — одно из немногих оставшихся слов, способных вызвать сильные эмоции и хоть как-то объединить нацию. Всю, за исключением, пожалуй, хранящих трепетное отношение к советской эпохе украинских коммунистов. Поэтому-то за голодомор хватается как за соломинку тонущий президент Ющенко. А память о жертвах оказывается густо замешанной на политическом пиаре.

Однако разве смогли бы украинские власти так раскрутить эту тему, если бы по-другому повела себя Россия, если бы она вовремя, не дожидаясь кампании президента Ющенко, сама расставила все точки над i в своих взаимоотношениях с советским прошлым? И решительно, а не вполголоса осудила бы преступления сталинизма, от которых пострадали все народы постсоветского пространства. Почему президент Медведев не поехал в Киев и не воспользовался случаем, чтобы сказать там всю правду и пресечь все спекуляции?

Однако этого не произошло, и это глубоко закономерно. В течение многих лет после распада СССР Москва старательно избегает того, чтобы четко и недвусмысленно выразить свое отношение к наследию сталинской эпохи. Это касается не только голода 1930-х, но и Катыни, Беломорканала и многого другого. Между тем такая позиция чревата все большими издержками: в такой ситуации российская власть воспринимается многими в ближнем и дальнем зарубежье как преемница той сталинской власти, связанной с ней незримой пуповиной.

Так что лучшим ответом Киеву, чем послание президента Медведева президенту Ющенко, стали бы памятники жертвам голода в Поволжье.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...