Напряжение голосовых связей

"Липсинх" Робера Лепажа

Премьера театр

В лондонском "Барбикан-центре" и на Осеннем фестивале в Мадриде состоялись мировые премьеры новой работы всемирно известного (и победоносно влюбившего в себя московскую публику на прошлом Чеховском фестивале) канадского режиссера Робера Лепажа. Спектакль компании Ex Machina и "Театра без границ" называется "Липсинх" и идет девять часов с пятью антрактами. Будущим летом сага господина Лепажа приедет в Москву на очередной Чеховский фестиваль. РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ не вытерпел и поехал в Мадрид.

Кто видел прежде работы Робера Лепажа, тот знает: "как" поставлен его спектакль и "про что" он поставлен — это два разных рассказа. Которые, впрочем, не существуют друг без друга: как, пожалуй, никто другой в современном мировом театре, Робер Лепаж умеет не только найти существенную, умную, важную и при этом понятную каждому человеку тему, но и воплотить ее тоже с умом. А еще с изяществом, с нежностью, с юмором, с привлечением самых современных и изощренных технических средств. Радетели "актерского театра" (что бы там ни понимать под этими словами) тоже оказываются довольны: в спектаклях господина Лепажа каждый из актеров играет много ролей, но ни один не теряется на фоне остальных. В общем, постановки канадского мастера — образцы не просто современного, но универсального театра, понятного и интересного любому умеющему думать и чувствовать человеку.

"Липсинх" — спектакль о голосе. Термин lipsynch, сливший в себе слова "губа" и "синхрон", означает совпадение звука дублирующего голоса с движением губ актера на экране. В новой постановке Лепажа есть несколько сцен, в которых действительно дублируют кинофильм, но понятие "липсинх" расширено режиссером до масштабов глобальной метафоры сегодняшнего мира. Вы слышите крик младенца и шамканье комической старухи. Голоса звучат не только в киностудии, но и в студии на радио — там, где человек, в сущности, сводится к его голосу. Голос на автоответчике становится ключом для расследования тайны смерти одного из персонажей. Голос знаменитой оперной певицы по телефону узнает сотрудник авиакомпании — и это решительным образом меняет ее жизнь. Голос умершего учителя преследует успешного нейрохирурга, а актриса, которой он делает операцию на мозге, едва не теряет голос и обретает его вновь лишь после долгих упражнений. Сама она мучительно пытается вспомнить голос своего покойного отца, запечатленного на немой любительской съемке...

Кстати, голоса в спектакле звучат на разных языках — герои говорят на английском, французском, немецком, испанском, иногда на их комической смеси, а действие происходит в разные годы и в разных странах мира: в Квебеке и Лондоне, в Никарагуа времен диктатора Сомосы и в Гамбурге, в Лос-Анджелесе и в самолете, летящем из Франкфурта в Монреаль.

Уже из такого беглого перечисления становится понятно, что в спектакле соединено много самых разных человеческих историй. Каждая из девяти частей "Липсинха" названа именем собственным, и всего в спектакле занято девять актеров (они же вместе с господином Лепажем значатся в программке как авторы текста). Истории ветвятся и множатся, а зритель чувствует себя гуляющим по лабиринту. Случайный персонаж из предыдущей части становится главным героем следующей, и в какой-то момент "Липсинх" уходит уже весьма далеко от первой героини — оперной певицы Ады, усыновившей младенца, мать которого была случайной соседкой Ады в самолете и умерла прямо во время трансатлантического рейса.

Потом этот новорожденный, выросший и ставший успешным кинорежиссером, будет разгадывать тайну своего происхождения. Вообще, если пересказывать сюжет Лепажа, получится какая-то мыльная опера: канадский мастер вовсе не сноб, не надменный театральный небожитель. Рассказывая о высоком и сущностном, он готов зачерпывать нужное ему и из массовой культуры. И в то же время никогда не забывает о неожиданных, сугубо театральных эффектах, которые можно потом еще долго смаковать. Например, будничная сцена в книжном магазине: сначала мы видим ее немую, как бы с улицы, из-за стекла витрины, потом декорация поворачивается, мы оказываемся "внутри", и та же сцена проигрывается со звуком, то есть с голосами людей. Для сюжета повтор не нужен, но для того, чтобы сюжет поселился в зрительской памяти, необходим.

Режиссер прекрасно знает свойство памяти: незначительные подробности иногда запоминаются лучше, чем важнейшие события жизни. Поэтому он иногда легко перемахивает через целое десятилетие (мать и сын едут в метро, сын наклонился за скамейку сиденья, а вылез из-за нее уже старше на несколько лет, при этом никто из пассажиров и не шелохнулся, но время-то прошло), но подробно задерживается на воссоздании деталей какого-нибудь домашнего разговора или создании иллюзии приезда поезда на станцию. Со временем и пространством он обращается как всесильный и бесстрастный волшебник, с людьми — как проницательный и участливый наблюдатель.

Робер Лепаж поставил "Липсинх" как сагу о времени и о богооставленном человечестве. О людях, пытающихся зацепиться за эфемерное — за голос, за звук, за память. Герои в "Липсинхе" время от времени задумываются о смысле сущего, но впроброс, как большинство из нас в жизни: Лепаж не только деликатен и снисходителен, но и чужд пафоса, все девять часов ему ни разу не изменяет вкус. И поэтому он может позволить себе потрясающую и очень рискованную финальную сцену, в которой под звуки божественного голоса своей приемной матери сын наконец принимает на руки тело никогда им не виденной матери настоящей. Получается словно бы Пьета наоборот, и кончается этот великий и долгий "Липсинх" падающей кистью маленькой женской руки — жестом одновременно бессильным и могучим.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...