То, что за стремлением Никола Саркози упрочить позиции Франции в Европе скрываются банальные претензии на роль выдающегося мирового лидера, ни для кого не секрет. Но даже на этом фоне очередные инициативы французского президента по спасению Европы от кризиса многим показались слишком самонадеянными.
План Саркози
Во время последнего выступления перед Европейским парламентом Никола Саркози сразу предупредил, что будет говорить откровенно. Рассуждая о масштабах нынешнего финансового кризиса, он назвал их невероятными и даже ошеломляющими: "Вслед за крушением американской финансовой системы были национализированы банки Великобритании, обанкротились бельгийские банки, исландские банки, и впоследствии кризис затронул всех, в том числе Германию и Францию". В связи с беспрецедентной ситуацией Саркози предложил ряд поистине беспрецедентных мер. Он призвал европейские страны сплотиться и начать строительство новой финансовой системы. "Европа должна развивать идею полного переустройства мирового капитализма",— заявил он. Разумеется, лидерство в этом процессе должна взять на себя Франция — еще в феврале Саркози говорил, что его страна должна вернуть себе роль "двигателя Европы".
Детали плана Саркози оказались еще более впечатляющими, чем общая декларация о переустройстве капитализма. Прежде всего президент Франции фактически призвал европейские страны к частичной национализации ключевых отраслей промышленности. Для Франции это обычная практика, но для большинства других членов ЕС высокая степень участия государства в экономике пока очень непривычна. Свое предложение Саркози аргументировал тем, что резкое падение индексов на европейских фондовых биржах привело к слишком значительному снижению стоимости активов многих предприятий и в такой ситуации европейские компании могут быть скуплены по дешевке нефтедобывающими странами, которые за последние годы накопили огромные средства. "Я не хочу, чтобы через несколько месяцев граждане Европейского союза проснулись и обнаружили, что европейские компании принадлежат неевропейскому капиталу",— сказал французский президент, сорвав аплодисменты аудитории.
Можно с уверенностью сказать, что только плачевное состояние европейской финансовой системы позволило Саркози открыто рассуждать о национализации европейских компаний. Еще полтора месяца назад, когда финансовый кризис выглядел исключительно американской проблемой, ни один европейский политик, дорожащий своей репутацией, не стал бы делать такие смелые заявления.
Впрочем, угроза рецессии, нависшая над Старым Светом, дала Саркози основание поставить под сомнение не только финансовую систему ЕС, но и его институциональное устройство. "Я разделяю мнение тех, кто считает, что оставлять наши институты в их современном виде будет большой ошибкой,— предостерегающе заявил Саркози.— Учитывая, что решения требуют такие сложные вопросы, как финансовый и экономический кризис, председательство (страны в Совете ЕС.— "Власть"), ограниченное шестью месяцами, не кажется разумным". В тот момент, когда Саркози это произнес, и стала ясна главная идея его выступления: он не хочет бросать Европу на произвол судьбы в столь нелегкие для нее времена.
Трудно представить себе, что специально для Никола Саркози период его полномочий будет продлен: еще ни один глава государства на посту председателя Совета ЕС не был удостоен второго срока. Поэтому в своей речи Саркози сделал небольшую подсказку для тех, кто не до конца понял его намерения. Он заявил, что странам, входящим в зону евро, необходимо экономическое правительство — управляющий орган, который занимался бы координацией действий в финансовой сфере: "В самом деле, мы ввели новую валюту, организовали центральный банк и разработали единую денежную политику, но у нас до сих пор нет экономического правительства". По замыслу Саркози в этот административный орган должны войти главы государств, которые будут тесно взаимодействовать с Центральным банком Европы (ЦБЕ). Конечно, французский президент не забыл упомянуть о том, что ЦБЕ останется независимым и будет лишь консультироваться с экономическим правительством, однако уточнять, какой характер будут иметь эти консультации, не стал. Разумеется, идея немедленно вызвала подозрения, что на пост руководителя нового института, который будет определять денежную политику самых мощных европейских государств, метит сам Никола Саркози. По крайней мере, это выглядит естественным продолжением его председательства, которое, как считает он сам, получилось образцово-показательным.
Супер-Сарко
Никола Саркози, принимая в июле пост председателя Совета ЕС, стремился использовать выделенные ему шесть месяцев для того, чтобы утвердиться в качестве неформального лидера Европы, отобрав этот титул у Ангелы Меркель, канцлера Германии, государства с наибольшим в Евросоюзе ВВП. Начальные условия для этого были не слишком удачными — накануне его председательства ирландцы отвергли на референдуме Лиссабонский договор, который должен был заменить провалившуюся европейскую конституцию и которым так дорожил Саркози. Было ясно, что эта проблема не имеет быстрого решения. И Никола Саркози призвал не тратить время на обсуждение договора и не начинать "институциональную мыльную оперу". Он пообещал разработать к концу года решение ирландской проблемы и заявил, что Европа должна двигаться дальше. А чтобы отвлечь всеобщее внимание от неприятного эпизода с Ирландией, Саркози представил грандиозный проект Союза для Средиземноморья (см. "Власть" N12).
По замыслу французского президента это объединение даст всем странам ЕС, с одной стороны, и странам, имеющим выход к Средиземному морю — с другой, возможность развивать торговые отношения, регулировать миграционные потоки и способствовать миру и спокойствию в регионе. Союз получился немного не таким, каким его задумывал Саркози (первоначально он планировал объединение только тех государств, которые непосредственно выходят к морю,— с Францией во главе), однако в целом проект выглядел успешным.
После этого главными приоритетами французского председательства должны были стать вопросы, которые кроме как скучными не назовешь: борьба с изменениями климата, развитие европейской системы обороны, реформирование общей сельскохозяйственной политики Европы и снижение нелегальной иммиграции. Впрочем, и за них Саркози взялся с энтузиазмом, заслужив за свою активность прозвище Супер-Сарко. (Во Франции его даже назвали "высокоскоростным президентом" — PGV, president de grande vitesse, по аналогии с известными высокоскоростными поездами TGV.) Все эти задачи имеют долгосрочный характер, и единственное, что мог сделать Саркози,— это внести посильный вклад в их решение. Однако ему в определенном смысле очень повезло, и уже с августа шансы проявить себя появлялись один за другим.
"8 августа разразился кризис. 12 августа мы с Бернаром Кушнером (главой МИД Франции.— "Власть") прибыли в Москву, чтобы добиться прекращения огня. Я не утверждаю, что все прошло идеально, я просто говорю, что за четыре дня Европе удалось добиться прекращения огня",— описывает Никола Саркози свои достижения во время войны в Грузии. Его частые встречи с Дмитрием Медведевым и Михаилом Саакашвили, участие в разработке плана послевоенного регулирования, визиты в Москву и Тбилиси — все говорило о том, что французский президент намерен использовать любую возможность, чтобы заявить о себе как о настоящем европейском лидере. "За два месяца Европе удалось достичь окончания войны и вывода оккупационных войск",— подытожил Саркози. Его удовлетворение проделанной работой разделяет и Бернар Кушнер: "За время французского председательства в ЕС мы добились потрясающих результатов. Мы не только за четыре дня остановили войну. Мы сохранили единство Евросоюза. Я не хочу никого ни с кем сравнивать, но во время предыдущих кризисов прежним председателям не удавалось добиться таких успехов. Вспомним провозглашение независимости Косово. Евросоюз оказался расколот (против признания независимости высказались несколько членов ЕС, среди которых, в частности, Испания, Кипр, Греция и Румыния.— "Власть"). Или вспомним Ирак. А в этот раз все 27 стран-членов выработали единую позицию".
Эго побольше
Видимо, таких же успехов Саркози планирует достичь и в борьбе с финансовым кризисом. На меньшее его план по вытягиванию Европы из экономической ямы, представленный в Европейском парламенте, явно не рассчитан. Однако на этот раз его предложения вряд ли вызовут такое же единодушное одобрение в ЕС. Против планов Саркози выступает другой европейский тяжеловес Германия, которая вряд ли позволит французскому президенту остаться во главе Европы после 31 декабря.
"Первой реакцией Берлина на планы Саркози по национализации было холодное молчание,— пишет немецкий еженедельник Der Spiegel,— и за ним последовала краткая ремарка министра экономики Михаэля Глоса о том, что новые предложения противоречат "всем успешным принципам нашей экономической политики". Трудно выразить неодобрение более четко".
Неодобрением на речь Никола Саркози ответила почти вся немецкая пресса. Газета Suddeutsche Zeitung, например, жалуется, что "не проходит и дня без того, чтобы Саркози не нашел где-нибудь микрофон для высказывания очередной идеи о том, как спасти мир, Европу или хотя бы Францию". В первую очередь Саркози заботят его собственные интересы, и он отстаивает их в "довольно грубой манере", отмечают немецкие журналисты. А газета Die Welt охарактеризовала планы французского президента как "настолько же опасные, насколько и далекие от действительности". Однако наиболее яркую оценку действиям Саркози дал Рупрехт Поленц, возглавляющий комитет по внешней политике бундестага. Он сказал, что "Саркози разливает плохое французское вино из нового шланга, но качество вина от этого не улучшается": мол, отработанные во Франции методы национализации нельзя распространить на всю Европу.
Позиция Германии по поводу создания экономического правительства также ясна: главы государств могут определять базовые экономические приоритеты, однако все, что касается еврозоны, обсуждается только на встречах министров финансов. Такой порядок был установлен решением Европейского совета еще в 1997 году, и Германия упорно настаивает на его сохранении.
У Ангелы Меркель есть множество оснований относиться к планам Саркози с недоверием. Последние годы Германия опережала Францию по ключевым экономическим показателям — темпы роста у нее выше, бюджет хоть и немного, но профицитный, ситуация с безработицей лучше. При этом государство в Германии почти не вмешивалось в жизнь бизнеса. Эти успехи позволяют Ангеле Меркель стать главным противником идей Саркози. И в ближайшее время Европе предстоит решить, какая экономическая модель — немецкая или французская — заслуживает того, чтобы стать доминирующей. "Саркози хочет использовать возможность изменить политический и экономический баланс сил в Европе",— заявил один из советников Ангелы Меркель.
Вполне возможно, что до конца своего председательства в Совете ЕС Никола Саркози это действительно удастся. По крайней мере, уверенности в своих силах ему не занимать. "Без меня Европа окажется в плачевном состоянии",— сказал он недавно в интервью одному французскому еженедельнику. А до этого высказался еще более нескромно: "Время Буша закончилось, Блэр больше не премьер-министр. А Меркель? Что ж, ей тоже чего-то не хватает. Я единственный". Говорят, когда Ангела Меркель узнала, что Саркози действительно это сказал, она спокойно отреагировала: "У кого-то эго маленькое, а кому-то досталось эго побольше". Спокойствие Меркель можно понять: неформальное лидерство в ЕС пока в ее руках, а Саркози еще только предстоит его добиться.