премьера / театр
В завершение Недель немецкой культуры в Украине в галерее "Лавра" сегодня состоится официальная премьера спектакля Андрея Жолдака "Войцек" по пьесе Георга Бюхнера. Как самый неординарный украинский режиссер потрошит классический текст мировой драматургии, накануне премьеры видел СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ.
В программке к спектаклю "Войцек", поставленному Андреем Жолдаком с артистами Черкасского музыкально-драматического театра по заказу министерства иностранных дел Германии, помещен примечательный текст — фрагменты дневниковых записей постановщика, что-то вроде режиссерской экспликации будущего представления. Есть там удивительная фраза: "Мои размышления о том, как Земля висит в пространстве". Именно так — не вращается вокруг Солнца согласно теории Коперника, а неподвижно висит в пустом и холодном космосе. В этой реплике, кажется, весь Жолдак — человек, для которого не существует никаких непреложных законов — ни в жизни, ни в физике, ни в искусстве. После скандала с постановкой "Ромео и Джульетты", которая фраппировала харьковских бюрократов вакханалией одетых в оранжевые и сине-белые тряпки гангстеров, похожих на шимпанзе, и тремя десятками голых артистов, обмазывавшихся на сцене экскрементами, режиссер провел три года за пределами Украины, активно работая в Германии, России и Румынии. И, если судить по его нынешнему "Войцеку", за это время не очень изменился — Жолдак по-прежнему жаждет эпатировать публику и воплощать свои самые безумные режиссерские фантазии.
Как и раньше, текст пьесы служит для него не более чем творческим импульсом и раздражителем. Зритель, не читавший знаменитую драму Георга Бюхнера о затурканном армейском цирюльнике, который из ревности зарезал свою ветреную кралю, едва ли сумеет угадать в диковинных существах, бродящих по сцене, ее персонажей вроде Капитана, Доктора или Тамбурмажора. Зато многое узнает о беспросветном существовании украинцев, вытесненных на обочину жизни: всю первую часть на большом экране, который составляет важный элемент сценографии, демонстрируются кадры с побирающимися старухами и нюхающими клей беспризорниками. Комфортно чувствует себя в этом кошмаре разве что пара милиционеров, проверяющих крепость мышц, избивая дубинками бомжа, а затем, раздевшись до плавок, замирающих в тесном объятии, как герои скандальной работы "Эра милосердия" арт-группы "Синие носы". Да и сам эпизод в милицейской каталажке является смягченным парафразом шокирующей сцены из спектакля "Брюссель #4" итальянца Ромео Кастеллуччи.
Андрей Жолдак в "Войцеке" обильно и сознательно цитирует многих европейских коллег — Кристофера Марталлера, Алана Плателя, Алвиса Херманиса, Франка Касторффа. Еще щедрее и неистовее он цитирует самого себя: в "Войцек" пробрались и чучела животных из "Месяца любви", и задыхающиеся рыбы и лабораторные мыши на экране из "Федра. Золотой колос", и диалоги из математических формул из "Гольдони. Венеция", и унитазы из "Ромео и Джульетты". В одном из эпизодов Войцек и Мария уничтожают своих врагов-биороботов, усыпляя их, как это делали Гамлет и Офелия в жолдаковской мистерии "Гамлет. Сны".
Эта сцена разыгрывается на космическом корабле — устав обличать реалии сегодняшней жизни, режиссер отправляет своих героев в будущее. Увы, космический корабль, где происходит большая часть действия спектакля, оказывается таким же бедламом, как и современный мир. Непоколебимо тупыми и безжалостными остаются только милиционеры в украинских мундирах, которые помогают окончательно свихнувшемуся Войцеку (Сергей Бобров), ряженому в герметичный шлем и похожему на Дарта Вейдера из лукасовских "Звездных войн", совершить расправу над обезумевшей Марией (Вера Климковецкая).
Спектакль, в котором режиссер припоминает массу футуристических фильмов и космических боевиков — от "Чужого" Ридли Скотта до "Звездного десанта" Пола Верхувена,— завершается оптимистично. Единственный выживший в новом жолдаковском аттракционе герой — хрупкий и доверчивый мальчишка с ослиными ушками — силой мысли заставляет взлететь ракету под названием "Бюхнер". Предлагая здесь очередную аллюзию — на фильм "Сталкер" своего родственника по линии знаменитого рода Тобилевичей и любимого режиссера Андрея Тарковского,— Жолдак в эту минуту, кажется, представляет себя этим ребенком.