В Национальной галерее Лондона (The National Gallery, London) проходит выставка "Век элегантности" (The age of elegance). Она посвящена голландской живописи XVIII века. Все картины, представленные в экспозиции, принадлежат Риксмузеуму в Амстердаме, и повод для лондонской выставки весьма прозаичен — в амстердамском музее происходит большой ремонт, на время которого голландцы XVIII века отбыли в Англию. Несмотря на эти вполне приземленные обстоятельства, внимание к самой малоизвестной и малоценимой эпохе голландского искусства со стороны крупнейшей галереи мира является фактом весьма примечательным.
Боб Хак, автор грандиозной монографии "Золотой век голландской живописи", посвященную XVII столетию, в предисловии отмечает, что с большей справедливостью "золотым веком" в Голландии нужно назвать век XVIII, ибо в это время Амстердам превратился в главную биржу Европы, через которую в страну потекли реки золота. Именно в этом веке Голландия окончательно разбогатела и стала истинным примером благосостояния и порядка для всего крещеного мира. Однако голландцы не заплыли жиром: в XVIII веке Амстердам и Гаага были городами, где царила политическая и религиозная свобода, вызывавшая удивление у остальной Европы. В Голландии процветало вольнодумство: там вышли в свет все первые издания французских просветителей, запрещенные на родине. Примечателен даже тот факт, что маркиза де Мертей из "Опасных связей" Шодерло де Лакло, подвергнутая остракизму в Париже за свои рационалистические эксперименты над общепринятой моралью, отправилась именно в Голландию, чувствуя, что в этой стране ей будет легче дышать.
Престиж Голландии в этом веке был велик не только у маркизы де Мертей и энциклопедистов. Характерно, что Россия, почувствовав необходимость жить цивилизованно, бросилась за поучениями именно к голландцам. Голландские верфи, голландская техника, голландское земледелие, голландские библиотеки, издательства, университеты, натуральные коллекции и куриозитеты именно в XVIII веке оказались одними из первых в мире.
Но со школьной скамьи нас учили, что, потеряв свой буржуазно-революционный запал, Голландия скатилась в болото застоя. Надо сказать, что это общераспространенное мнение не было открытием советского голландоведения. Оно позаимствовано у немецких историков конца прошлого столетия, которые исходили из весьма почтенной идеи развития, подразумевающей наличие тех или иных бурных катаклизмов, способных привести к крупным общественным изменениям. В Голландии с конца XVII века такие изменения отсутствовали и продолжают отсутствовать, что помогло ей достаточно безболезненно пережить все европейские бури — от войны за испанское наследство и вплоть до фашисткой оккупации. Для историков гегельянского толка такое затишье подобно смерти.
Соответственно этому взгляду было принято относиться и к голландскому искусству XVIII века. Очень ценимое во времена Петра I и Екатерины II, оно полностью исчезло с карты истории искусств в XIX веке и не появлялось вплоть до наших дней. Мало кто из людей, изучавших историю искусства, сможет припомнить хоть одно имя голландского художника XVIII столетия. Этой эпохи практически не существует в историях стилей, и надо быть очень тонким знатоком голландской живописи, чтобы знать имена Троста, Ла Фарга, Оуватера или Яна Экельса II. Да и увидеть их весьма трудно где-нибудь за пределами Голландии. В остальном мире они, как правило, пылятся в запасниках музеев.
Чем дальше, тем больше в среде тонких ценителей растет возмущение подобной несправедливостью. В первую очередь это касается самих голландцев, скрупулезно изучающих свой XVIII век и находящих в нем множество достоинств: все перечисленные живописцы уже пользуются признанием голландских музеев, гордо выставляющих их картины. В голландских исследованиях отчетливо начинает звучать мысль о том, что нельзя противопоставлять расцвет XVII века и упадок XVIII, что оба столетия являются неразрывным целым и что живопись голландского Просвещения имеет свои замечательные достоинства. Выставка в Национальной галерее показывает, что эта мысль уже получила международное признание, и, значит, совсем скоро мировые музеи начнут сражаться на аукционах за картины Ла Фарга и Оуватера так же, как сейчас они сражаются за датский бидермайер и итальянский импрессионизм, ставшие последними баловнями искусствоведческой моды.
Выставленные в Лондоне картины находятся на уровне общеевропейских достижений своей эпохи. Жанровые сцены и портреты Корнелиса Троста показывают, сколь многим в голландской живописи того времени были обязаны Хогарт, Дэвис и ранний Гейнсборо — эти столпы английского вкуса. Аккуратная геометрия пейзажей Ла Фарга напоминают о Кебке, Гартнере и столь модном сейчас датском и берлинском бидермайере. Кукольные композиции Виллема ван Мириса явно вдохновляли немецких и австрийских художников позднего барокко, работавших при раешных версалях князей Священной Римской Империи, чья сказочная жизнь хорошо известна по "Запискам кота Мурра" Гофмана. К тому же на выставке присутствует абсолютно голландский по духу шедевр Яна Энкельса-младшего, художника, умершего в тридцать четыре года, — "Писатель, очиняющий перо". Эта картина представляет собой небольшую жанровую сценку, выполненную со всей голландской добротностью и чистосердечной непосредственностью, столь же пленительной, сколь пленителен Венецианов в своих лучших вещах.
Нельзя не порадоваться тому, что голландская живопись завоевала право на существование в крупных музеях. Но несмотря на качественность произведений и всю справедливость нидерландских исследователей, превозносящих свой XVIII век, на выставке в Лондоне зритель все время испытывает некоторое удивление. Голландская художественность, столь яркая в предыдущем столетии и явственная в любом самом малом своем проявлении, вдруг куда-то исчезла, как вода на песке. И без нее голландские картины превратились в картинки, как короли и королевы в "Алисе в Стране Чудес" — в игральные карты. То, что современные любители искусства устремили свои взоры к Голландии XVIII века, весьма характерно. Голландская живопись этого времени блистательно демонстрирует, что культура и цивилизация отнюдь не тождественны, во всяком случае с точки зрения христианской. Все более и более отдаляясь от христианского мировосприятия, всегда провозглашающего приоритет духа, даже в сатанинских проявлениях, люди конца ХХ века почитают культуру лишь за часть цивилизации. В прошлое они глядят, как в зеркало. И, естественно, что им интересны только те зеркала, где отражаются они сами. Одним из таких очень лестных зеркал стало голландское искусство XVIII столетия.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ