В итальянской Виченце проходит выставка, посвященная 500-летию со дня рождения архитектора Андреа Палладио. Побывавший на ней обозреватель "Власти" Григорий Ревзин вынужден констатировать, что попытка организаторов трактовать классика в угоду современности не слишком удалась.
Андреа Палладио, наверное, самый известный архитектор всех времен и народов. Он придумал тип классической загородной виллы, и виллы, которые стали называться палладианскими, построены по всему миру, от Белого дома в Вашингтоне до Павловска под Петербургом, от типового сталинского сельского клуба до Малого Трианона в Версале. Он написал "Четыре книги об архитектуре", которые более чем на 400 лет стали для архитекторов всего мира чем-то вроде четырех правил арифметики. Его именем называют улицы, корабли, рестораны, гостиницы, конфеты и коктейли. Его 500-летие задумывалось как национальный праздник Италии, а Виченца, его родной город,— как столица этого праздника.
По сравнению со всем этим громом славы выставка несколько разочаровывает. Она проходит в палаццо Порто-Барбаран и выглядит довольно камерной. На ней, правда, около десятка роскошных больших моделей зданий Палладио, что весьма занимательно. Однако большинство этих зданий находится здесь же, в Виченце, или рядом с ней, так что выставка кажется сочинением о том, насколько все-таки это условное дело, архитектурная модель, и как она не похожа на настоящее здание. Кроме того, на выставке около пятидесяти рисунков Палладио, что исторически страшно ценно (рисунки мастера находятся в разных собраниях и разных странах, собрать их вместе — большой труд), но эстетически не слишком интересно. Палладио — единственный архитектор эпохи Ренессанса, который вырос не из художников или скульпторов, а из простых каменщиков, поэтому рисует он очень безыскусно, почти технически. Ну и еще исторические документы — запись в метрике о принятии 16-летнего Палладио в граждане Виченцы (он родился рядом, в Падуе), переписка с заказчиками, первые издания "Четырех книг об архитектуре". Приятно, что среди немногих переводов этой книги на выставке представлены "Четыре книги палладиевой архитектуры" Николая Львова, замечательного архитектора екатерининского времени.
Такое ощущение, что перед тобой некий отчет — добротный, но сделанный не столько по потребности, сколько по необходимости как-то ответить на юбилей. Так бывает, что юбилеи иногда совпадают с сегодняшним духом времени, а иногда оказываются ненужной датой, с которой как-то неясно, что делать. Так, скажем, было с 200-летним юбилеем Пушкина — менее всего Россия 1999 года могла быть сопоставлена с пушкинской темой в русской культуре. Такое ощущение, что с Палладио произошло то же самое. Здания Палладио решили отреставрировать к 500-летнему юбилею, но не успели, и центр города Виченцы с его знаменитой базиликой (муниципалитет и торговые ряды) стоит в лесах. Некоторые виллы оказались в ужасном состоянии, например вилла Арнальди под Виченцей выглядит так, как будто московские строители только-только начали готовить территорию под инвестпроект: полдома уже снесли, полдома пока стоит и ждет сноса. Какой-то русский получился юбилей.
Это по-своему странно. В 1980 году мир справлял 400-летие со дня смерти Палладио, и тогда это было очень громкое действо. Выставки и конференции проходили по всему миру (в том числе и в России), в Виченце был основан центр Андреа Палладио, выставка самого Палладио (многие макеты перешли с нее) сопровождалась грандиозной выставкой всемирного палладианства. Тогда оказалось, что всему миру до Палладио есть дело. Теперь как-то наоборот.
Вероятно, отчасти причины этого глубоко архитектурны: 1980-й был пиком развития европейского постмодернизма. Палладио возрождал античность, его вилла вышла из реконструкции античной виллы, его городской дворец — из соединения классического ордера и средневековой крепости, его храмы — из соединения христианской архитектуры с античным периптером. Сама идея, что можно взять что-то из прошлого и оживить, была для постмодернизма чем-то очень обнадеживающим, он и сам занимался тем же самым и в Палладио видел доказательство того, что такая стратегия может быть успешной. Сегодня умонастроение прямо противоположное. На выставке прекрасные колонны парадного двора палаццо Порто-Барбаран завешены гигантским плакатом, на котором нарочито простым шрифтом написано, что Палладио был архитектором, создавшим новый мир. В залах палаццо исторические интерьеры тщательно скрыты сегодняшним гипсокартоном, а надписи в залах убеждают нас, что Палладио всю жизнь двигался путем поиска и эксперимента. Нам довольно последовательно пытаются представить Палладио неким авангардистом, который ломал привычный образ жизни и строил новое утопическое пространство — тот факт, что при этом он некоторым образом не столько строил новое, сколько возрождал старое, что сам период, когда он жил, называется Возрождение, а не модернизм, стараются как бы не заметить, ну или представить позволительным чудачеством крупного авангардного деятеля. Нельзя сказать, что это выглядит вполне убедительно, но занимательно — так сталинские идеологи к юбилею представляли Пушкина в качестве одного из первых буревестников революции.
Но это дела внутриархитектурные, и одних неловких попыток сегодняшних идеологов авангарда записать Палладио себе в предшественники недостаточно для такого поворота дел. Есть куда более существенное обстоятельство.
Палладио создал тип виллы для европейского дворянина. Частного человека, самостоятельно живущего на своей земле, в этом находящего смысл и достоинство своей жизни. Именно идея частного достоинства, если угодно — идея европейского индивидуализма, и выражена в его прекрасных, гармоничных зданиях. Этот тип европейского самосознания постепенно распространялся: сначала в Англии, где палладианские виллы заказывали себе вожди либеральной партии, потом — по всей Европе вплоть до России. Палладианство стало архитектурным выражением просвещенного либерализма, и совершенно неслучайно в формах палладианской виллы выстроен Белый дом. Насколько этот круг идей являлся определяющим для Европы XVI-XX веков, настолько же значимо было для нее имя Палладио.
Но сегодня эти либеральные джентльмены или вовсе отсутствуют, или мало что определяют. Живой интеллектуальный климат Европы — будь то идеи зеленых, левых университетских профессоров с их фрейдо-марксизмом, политкорректность и т. д.— либо оппозиционен либеральной идеологии, либо вообще не имеет к ней отношения. Даже правая идеология Европы сегодня опирается уже не на традиционный британский либерализм, а на американских яппи 1980-х с их культом финансовой эффективности. Традиционные европейские джентльмены удалились на виллы на Женевском озере и живут там тихой жизнью, в стороне от осуждающей их левой интеллектуальной элиты.
Я бы сказал, что в Европе больше нет того социального типа, которому адресованы виллы Палладио. Не дворян, их нет давно, а либералов-индивидуалистов. Они есть в России, и, вероятно, именно для нас 500-летие Палладио могло бы стать страшно актуальной темой. Но русские джентльмены, хотя и отличаются большой экономической самостоятельностью и индивидуализмом, очень несамостоятельны в своих вкусах и предпочитают переносить в свои частные владения не традиционные формулы европейского достоинства, но последние моды, рожденные левой авангардной идеологией. Их виллы напоминают европейские музеи современного искусства, шоу-румы дизайнерских фирм, а к виллам Палладио отношения не имеют.