В портовом рейнском городе Людвигсхафен открылась выставка "Потаенное искусство. Художники нонконформисты в России 1957-1995 годов". В выставочных залах музея Вильгельма Хака (Wilhelm Hack Museum) экспонируется собрание современного искусства Государственного музея Царицыно. Комментирует кельнский журналист НАТАЛИЯ НИКИТИНА
Людвигсхафенский музей очень молод — он построен лет 25 назад специально для коллекции искусства XX века, подаренной городу Вильгельмом Хаком. В этом собрании нет шедевров, но достаточно подробно представлен немецкий экспрессионизм, в частности, работы жившего в Германии русского художника Алексея Явленского.
Куратор нынешней выставки Андрей Ерофеев уже второй раз представляет формируемую им в Царицыно коллекцию на Западе: в первый раз это произошло в 1990 году в Амстердаме в рамках большой выставки современного советского искусства, организованной амстердамскими кураторами в музее Стеделийк. Тогда царицынское "потаенное" искусство исчислялось десятками объектов. С тех пор благодаря усилиям Андрея Ерофеева и поддержке художников коллекция значительно пополнилась — сейчас в ней 1300 работ 130 художников. Кстати, среди наиболее удачных, на мой взгляд, приобретений последнего времени, включенных в экспозицию, стоит отметить ранние соц-артистские работы живущих в Нью-Йорке Александра Косолапова и Леонида Сокова.
Способ экспонирования в Людвигсхафене напоминает амстердамский. В Стеделийке Ерофееву был отведен отдельный зал, в котором он не счел нужным соблюдать ни хронологический, ни авторский принципы. Работы разных периодов и авторов по воле куратора были помещены внутрь деревянной конструкции, призванной, видимо, символизировать трюм затонувшего корабля, через иллюминаторы они напоминали склад экзотического товара, что, безусловно, соответствовало восприятию этого искусства советским официозом. В тоже время в соседних залах торжествовал западный взгляд на вещи, там там вольготно разместились инсталляции Ильи Кабакова, Дмитрия Пригова, Комара и Меламида, группы "Медгерменевтика", работы Эрика Булатова, Эдика Штейнберга, Владимира Яковлева, Вадима Захарова и многих других протагонистов царицынского собрания. И в этот раз Ерофеев, по его словам, лишь с трудом убедил директора музея перестроить просторные и светлые выставочные залы, превратив их в тесный лабиринт. Это также, вероятно, продиктовано статусом коллекции современного искусства в музее Царицыно. Ведь в России оно продолжает оставаться "потаенным", так как не представлено в экспозиции музея Царицыно, а до сих пор хранится в старом бомбоубежище. Кстати, западные организаторы выставки в предисловии к каталогу выражают надежду, что благодаря согласию министерства культуры РФ показать эту экспозицию после Германии (кроме Людвигсхафена, она будет демонстрироваться в Касселе в помещении Документа-Халле и в Альтенбурге в музее Линденау до 3 сентября) она в результате получит и в России первое общественное признание. Как сказал мне, однако, Андрей Ерофеев, пока в Москве ему предлагают неподходящие для выставки помещения и он не уверен, что она там состоится.
Экспозиция царицынского собрания, безусловно, выделяется на фоне огромного числа самых разных — музейных и галерейных, групповых и персональных — выставок актуального русского искусства, прошедших в Германии в последние годы. Прежде всего в Людвигсхафене представлен необычно широкий круг художников, к тому же значительно раздвинуты хронологические рамки экспозиции, хотя удельный вес работ 50 и 60-х годов невелик, но самое главное отличие — это концепция, положенная в основу выставки. Ерофеев делит пост-сталинское искусство (которое он называет нонконформистским) на 12 течений, среди которых такие, например, как "реализм повседневного", "язык изображения" или "региональные идеалы красоты". До сих пор общепринятая классификация русского искусства 50-90-х годов выделяла неомодернистские движения, объединявшие художников, обращавшихся к стилям, взятым из истории русского и мирового авангарда, а также московский концептуализм и соц-арт, работавшие со специфической стилистикой и идеологическим контекстом советской эпохи (у Ерофеева они тоже наличествуют, но в усеченном виде). Молодые художники, которые в последнее время выходят на московскую художественную сцену, пока также движутся в фарватере этих течений. Ерофеев, как написано в предисловии к каталогу, разработал свою концепцию "независимо от западных установок".
К сожалению, в своей статье в каталоге Ерофеев не полемизирует с общепринятой классификацией, а также не объясняет, почему отвергает ее и почему его собственная классификация более правильна. Он в основном ограничивается социально-политическим анализом практики нонконформистов и утверждает, что "на каком бы языке и стиле нонконформист не говорил, он обсуждает практически всегда одну единственную тему — самого себя, свой круг, свою местную культуру и различные формы внешнего и внутреннего взаимодействия между этими тремя величинами". Это, с моей точки зрения, довольно точное описание универсальной ситуации художника в любом месте и в любое время. Ерофеев же считает, что именно это свойство художника-нонконформиста обуславливает вторичный, провинциально-подражательный характер русского искусства, и в качестве примера такого искусства приводит соц-арт, в то время как на Западе именно соц-арт принято считать наиболее оригинальным направлением в русском искусстве последней трети XX века.
Кроме того, не всегда понятно, на каком основании Ерофеев вносит имена некоторых художников в какой-то определенный раздел. Так, например, одни из первых концептуалистов Герловины представлены в разделе "Языки изображения" (что бы это ни значило), а отцы-основатели соц-арта Комар и Меламид в разделе соц-арт отсутствуют. Классический концептуалист Юрий Альберт определен в раздел "эхо Дада". Раздел "апроприация истории искусства" вообще не понятен, ибо не соответствует международному термину "апроприация", но и не предлагает собственного содержания этого термина. Вместе с тем любая выставка всегда интересней положенной в ее основу теоретической концепции. Ерофееву удалось собрать много значительных художественных работ, которые сами непосредственно обращаются к зрителю и предлагают ему собственное, оригинальное видение мира. Хочется надеяться поэтому, что выставка привлечет немного уставшего от нового русского искусства немецкого зрителя, разнообразием представленных на ней индивидуальностей.