Глава Phillips de Pury & Company Симон де Пюри 18 октября проведет в Лондоне торги произведениями современного искусства, в том числе русского. А неделю спустя он должен стучать молотком в Кремле на благотворительном аукционе, топ-лотом которого станут "Яблоки созрели" Ильи и Эмилии Кабаковых. Это будут его первые аукционы после покупки российской Mercury Group, специализирующейся на продаже товаров категории люкс, контрольного пакета аукционного дома (см. "Ъ" от 8 октября). С СИМОНОМ ДЕ ПЮРИ побеседовал АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ.
— Ваш альянс с Mercury Group — шаг на русский рынок?
— Разумеется. Но не только. Поскольку владельцы Mercury блестяще владеют искусством развития, я надеюсь, что этот союз принесет отличные плоды не только для русского рынка искусства. Для нас вместе с Mercury — это шаг на глобальный арт-рынок.
— Значит, Москва не будет вашим единственным приоритетом?
— В том, что касается современного искусства, Москва в последние годы стремительно развивалась. Это показывают и биеннале современного искусства, и антикварные ярмарки, которые проходят в Москве. Едва ли когда-нибудь где-нибудь раньше были возможны выставки вроде огромной ретроспективы Кабакова. Нынешние русские коллекционеры очень активны, и они следуют примеру своих соотечественников, которые были до революции крупнейшими собирателями искусства в Европе. Причем именно на мировом рынке и именно современного искусства.
— Что и является специализацией Phillips de Pury & Company...
— Это так. Когда в 2004 году мы взяли в свои руки контроль над компанией, принадлежавшей в то время Бернару Арно, мы приняли решение сконцентрироваться на нескольких ключевых секторах. Они казались не такими важными тем аукционным домам, которые по старинке мыслят себя только в системе музейного классического искусства. Мы поставили на дизайн, работы современных ювелиров и современное искусство, и это помогло нам успешно продвигать бизнес. Он развивался параллельно с развитием современного искусства. Когда-то оно продавалось на европейском и американском рынках, теперь же оно существует повсюду, рынок стал глобальным. Мы отдали себе отчет в глобальности рынка и перестали показывать русское искусство отдельно от западного или восточного. Таким образом, мы расширили круг коллекционеров и добились отличных результатов — поставили рекорды продаж для таких классиков, как Илья Кабаков или Эрик Булатов. Большой успех у нас имели китайцы, сейчас на наших торгах появится Индия, впереди — искусство Ирана и шире — всего арабского мира.
— После развода с Бернаром Арно, главой группы LVMH, вы долгое время оставались независимыми. Почему вы решили вновь оказаться под крылом мощной группы?
— Мы ушли тогда, когда сочли, что вне группы добьемся большего. Время показало, что мы были правы,— мы переживали вместе с рынком такое несколько лихорадочное развитие и рост. Теперь время изменилось и полезно уже на другом уровне связаться с сильным стратегическим партнером. Потому мы очень довольны этим альянсом с группой Mercury. Он разумен и своевременен.
— Mercury Group продает и представляет в России Prada, Patek Philippe, десятки первоклассных марок, но никогда еще речь не шла о покупке ими доли в "Патеке" или в "Праде". Почему они решили начать с вас? Потому что, как они говорят, ваша аудитория — это и их аудитория?
— У нас много общего. Будучи игроком на рынке искусств, мы не создаем произведения искусства, мы их только продаем, и в этом смысле мы ближе к специфике деятельности Mercury, чем любая люксовая марка с ее производством и распространением.
— Какую часть акций вы продали?
— Мы договорились не предавать гласности детали, касающиеся самой операции.
— Говорят о сумме в €30 млн.
— Я не могу вам сообщить никаких подробностей, к моему глубокому сожалению.
— Вся ваша деятельность отныне связана с Mercury Group или у вас будут какие-то независимые от них проекты?
— Поскольку мы теперь союзники и партнеры, разумеется, наши проекты будут развиваться в самых тесных консультациях с группой Mercury. Я думаю, что это в наших общих интересах, поскольку мы — аукционный дом, так сказать, разумного размера, мы имеем много разнообразных возможностей и очень гибки.
— Теперь, когда вы стали частью их люксовой коллекции, вы будете продолжать ваши благотворительные и образовательные программы?
— Обязательно. У нас, как было сказано, общие клиенты.
— И в конце октября вы продаете Кабакова в Кремле?
— Именно. Я буду стучать молотком на благотворительной продаже в Кремле.
— Каковы вообще перспективы рынка искусств ввиду развивающегося экономического кризиса?
— Я не предсказатель. Трудно понять, что происходит сейчас на разных рынках, и невозможно предугадать, какую это бросит тень на рынок искусства. Продажи, которые имели место в начале кризиса, были скорее обнадеживающими. Отлично прошли торги дизайна в Лондоне. Неделю назад я стоял за пюпитром аукциониста в Нью-Йорке на благотворительном аукционе. В тот вечер все было замечательно, но барометром послужат продажи в середине октября в Лондоне и в середине ноября в Нью-Йорке — они покажут, что за процессы идут на рынке искусства.
— А если посмотреть в долгосрочной перспективе?
— Если мы посмотрим на развитие рынка и проследим статистику начиная с конца XIX века, мы увидим неменяющуюся тенденцию: были периоды замедления и стагнации, почти катастрофы, но после этого искусство всегда доказывало, что оно — прекрасное, несравненное вложение капитала. Если мы говорим, конечно, о долгосрочном вложении и о настоящем искусстве.
— Вы полагаете, что искусство вновь станет этакой резервной валютой, денежным убежищем в эти трудные годы, которые нас ожидают?
— На рынке искусств действуют отнюдь не холодные брокеры. С одной стороны, это, конечно, убежище для денег, но с другой стороны, мы работаем с коллекционерами, которых часто ведут другие эмоции — гордость и страсть.