Премьера театр
Игорь Яцко, ученик Анатолия Васильева, возглавляющий сегодня его театр, выпустил "Каменного ангела" — драму Цветаевой, никогда не ставившуюся на сцене. На премьере побывала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
Свою пьесу Цветаева написала в 1919-м. Чем холоднее и голоднее было в Москве, тем романтичнее и отвлеченнее становились ее сюжеты. Так появились "Метель", "Приключение", "Феникс", "Каменный ангел" — все они писались для Третьей студии МХТ, руководимой Вахтанговым, точнее, для студийки Софьи Голлидэй, но так и не были поставлены. "Театр неблагоприятен для поэта",— скажет впоследствии Цветаева. Уже в 20-е годы она без особого сожаления считала текст "Каменного ангела" утраченным. Рукопись нашлась лишь в 1964-м, когда вернувшаяся из лагерей Ариадна Эфрон занялась архивом матери. Впервые "Каменный ангел" был издан в 1988-м, в первом сборнике цветаевских пьес. Но рядовые любители поэзии знают лишь позднюю драматургию Цветаевой: "Федру", "Ариадну" — несомненные шедевры звукописи и новаторского стихосложения. В "Каменном ангеле" можно расслышать темы и ритм поздней Цветаевой, но в нагрузку к ним — юношеский захлеб и всяческие "кровь, пламя и розы".
Как утверждает Игорь Яцко, пьеса давно лежала в портфеле театра, Анатолий Васильев не раз говорил о пушкинских корнях этой драмы, но ставить ее не брался. И, вероятно, был прав. Сходство с Пушкиным заметно не только в перекличке названий — "Каменный гость" и "Каменный ангел", но и в сюжетах. У Цветаевой действие происходит в Германии XVI века, где возвышенная девица отвергает богатых женихов, влюбившись в статую ангела, стоящую на краю колодца. К статуе сходятся окрестные женщины — просить утешения в несчастной любви. Затем христианские ценности вступают в бой с языческими: старая сводня Венера и ее сынок Амур хотят заманить Аврору в свое логово. Амур приходит к девушке под видом Ангела, обретшего плоть после ее молитв. Опоив любовным зельем, он, как агнца к алтарю, тащит ее в спальню. И даже настоящему Ангелу, явившемуся вместо статуи Командора, не удается предотвратить ее падение. Своих персонажей Цветаева характеризует не столько ремарками, сколько виртуозно меняющимся ритмом. Служанки и блудницы разговаривают частушками: "Я у матушки в утробе / Песни пела, билась, / Чтоб на волю отпустили. / Родилась — влюбилась". Венера шипит злобным трехдольником: "Неча сказать! Хороши времена! / Каждая дура — мужу верна!" Речам Авроры дан размер куда более сложный: "Что сегодня, на вечерней заре, / От дверей моих ни с чем — поплелся / Восемнадцатый — по счету — жених!"
Игорь Яцко распределяет эти стихотворные строчки между четырьмя актрисами, которые перебрасываются ими, как мячами, от чего вначале выходит полная смысловая невнятица. Однако после, когда из женского хора наконец выделяются Аврора (Мария Викторова) и Венера (мастеровитая Людмила Дребнева), оказывается, что найденная когда-то Васильевым манера произносить поэтический текст с цезурами в середине строки очень подходит к стихам Цветаевой.
Спектакль идет в зале "Глобус" — его узкая сцена с нависающими над ней тремя ярусами зрителей напоминает колодец. Над сценой парит ангел, вырезанный из светлого дерева так искусно, что даже при ярком освещении его фигура кажется каменной. С этим ангелом связана особая история. Проектируя здание будущего театра, Анатолий Васильев и художник Игорь Попов непременно хотели установить на крыше фигурку ангела — поначалу денег на это не хватило, а потом Васильеву, замученному тяжбой с московскими властями, стало не до того. Теперь, оформив спектакль Яцко, Игорь Попов довел свой проект до конца — пусть не на крыше, но под крышей театра появился ангел. Благодаря Попову каждая деталь реквизита на сцене достойна отдельного описания, актеры одеты в изысканные костюмы (автор Вадим Андреев), а музыкант Петр Айду дополняет стихотворный текст звуками клавесина и колокольным перезвоном. Однако вся эта красота существует как-то отдельно от содержания.
Оттого ли, что режиссура Игоря Яцко довольно иллюстративна, а выспренный цветаевский стих, озвученный старательными ученическими голосами, звучит претенциозно и однообразно. Или потому, что бывшие ученики Васильева существуют на сцене с внутренней оглядкой на мастера, занимающего их воображение так же, как героиню Цветаевой — ангел на краю колодца, но спектакль смотрится не столько полуудачей, сколько студенческим этюдом, вписанным в роскошную резную раму.