// КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В Перми в здании Речного вокзала открыта выставка "Русское бедное". Это один из лучших художественных проектов, сделанных в России в последнее время.
Идея превратить Пермь в "русский Бильбао", с которой уже не первый год носится сенатор Сергей Гордеев, до недавних пор выглядела чистым прожектерством. Небольшой баскский городок Бильбао, в 1997 году получивший сказочный подарок в виде филиала Музея Гуггенхайма, выстроенного Фрэнком Гери, на глазах превратился в мировой туристический центр и заповедник авангардной архитектуры. Однако ждать, что c Пермью произойдут такие же метаморфозы, не приходилось: с музеем современного искусства не получается даже в Москве и Петербурге, у звезд мировой архитектуры в России сплошные проблемы (см. рубрику "Кризис жанра").
Этой весной в Перми, правда, провели крупный международный архитектурный конкурс на проект художественного музея, в котором участвовали звезды ранга Захи Хадид, групп Asymptote и Coop Himmelb(l)au. Выиграл в нем не построивший пока ни одного здания 30-летний московский архитектор Борис Бернаскони с фантастическим проектом музея, сквозь который проходит Транссиб. Скептики утверждали, что даже если это архитектурное чудо и будет построено, непонятно, чем его заполнять: выдающейся коллекции пермской деревянной скульптуры все же недостаточно, чтобы туристы променяли Петербург или Москву на столицу Пермского края. Выставка "Русское бедное", сделанная по заказу пермского руководства Маратом Гельманом, показывает, что достойное наполнение для музея найти можно.
"Бедное искусство" (arte povera) родилось в Италии в эпоху около 1968 года. Марио Мерц, Яннис Кунеллис, Микеланджело Пистолетто, Джузеппе Пеноне и другие прогрессивные молодые художники вдруг взялись за объекты и инсталляции из бросовых материалов: в самых авангардных галереях Генуи, Турина, Рима и Милана красовались артистически оформленные кучи поношенной одежды, битого стекла или угля, композиции из старых мешков, веревок и метел. Это был протест социальный — против дорогого и модного искусства, обуржуазившейся абстракции и дизайнерского минимализма. И конечно, это был протест эстетический — против великой, в зубах навязшей итальянской художественной традиции.
"Русское бедное", вычлененное Маратом Гельманом из всего, что было создано в актуальном искусстве Москвы и Петербурга в 1990-е и 2000-е годы,— это тоже протест, и социальный, и художественный. Это архитектоны из ржавых консервных банок и фрески на гофрокартоне Валерия Кошлякова. Это скульптура из поролона Сергея Шеховцова. Это дровяные зиккураты и триумфальные ворота из сучьев, выстроенные Николаем Полисским и его соратниками — крестьянами деревни Никола-Ленивец. Это "Кухонный супрематизм" "Синих носов" — супрематические кресты и квадраты, собранные из колбасных обрезков на растрескавшихся столешницах. Это ремейки шедевров Марка Ротко и Пабло Пикассо из картонных вырезок Авдея Тер-Оганьяна. Это искусство, бедное материалами, но богатое идеями. Это протест против гламура и светской пустоты, которую под видом contemporary art продают новым коллекционерам с Рублевки. В общем, это такое искусство, которое не стыдно предъявить мировой общественности, если она вдруг доберется до "русского Бильбао".