Сегодня, согласно плану Медведева--Саркози, российские войска должны быть выведены с территории Грузии. Чтобы проверить, насколько выполняется этот план, сегодня "буферную зону" между Грузией и Южной Осетией посетит глава МИД Франции Бернар Кушнер. А вчера эту зону проинспектировал спецкор "Ъ" МИХАИЛ Ъ-ЗЫГАРЬ, который выяснил, действительно ли российские войска выведены досрочно.
Блокпосты
Грузинское село Эргнети — последнее перед границей с Южной Осетией. Еще в среду эта территория входила в "зону безопасности", которую контролировали российские военные. А вчера впервые за несколько недель сюда приехали местные жители — посмотреть, что случилось с их домами.
Мы подъезжаем к грузинскому блокпосту в Эргнети в тот момент, когда село осматривает секретарь совбеза Грузии Александр Ломая. На блокпосту — небольшой переполох: грузинские спецназовцы вырывают друг у друга бинокль, чтобы посмотреть на то, что сейчас является границей. В трех сотнях метров, около старой бензоколонки, находится блокпост осетинских военных.
Александр Ломая выглядит озабочено, но ситуацию описывает спокойным и будничным тоном:
— По мере отвода российских оккупационных войск восстанавливаются функции наших правоохранительных органов. Начинает работать прокуратура, которая уже ведет допросы свидетелей, расследуя факты этнических чисток и других преступлений, которые совершали как российские военные, так и осетинские незаконные бандформирования. Спецкомиссия оценивает ущерб, чтобы потом оказать помощь пострадавшим.
— Вывод российских войск уже завершен? — спрашиваю я.
— Нет. Российские войска еще остаются в Переви, это в Западной Грузии, и в Ахалгори, отсюда в сторону Тбилиси. Мы ждем, у них еще целый день.
Господин Ломая снова всматривается в ту сторону, где находится осетинский блокпост.
— Граница останется здесь? Грузинский пост будет находиться тут, а осетинский — около заправки?
— Они продвинутся дальше,— секретарь совбеза едва заметно улыбается.— Все прекрасно знают, где чьи находились позиции до войны. Там раньше был грузинский пост.
— А что будет после 10 октября? Здесь должны будут появиться наблюдатели ЕС?
— Конечно. Мониторинг ЕС будет размещен по всей территории Грузии и будет следить за тем, как российские войска будут выводиться из Абхазии и Южной Осетии.
— Но российские власти много раз уже заявляли, что не допустят наблюдателей ЕС в Абхазию и Южную Осетию — а только на прилегающие к ним территории.
— Да? Они так говорят? А ЕС считает, что никаких российских войск не должно оставаться в Грузии. И мандат наблюдателей требует — это написано черным по белому — размещения наблюдателей по всей Грузии, включая абхазский и югоосетинский регионы.
Подъезжая к Эгрнети, мы миновали село Каралети, там, где еще в среду заканчивалась буферная зона. Место, где находился первый российский блокпост, разрыто так, как будто это картофельное поле. Еще накануне тут находились палатки российских военных, полевая кухня. "Они тут кофе пили",— рассказывают местные жители. Теперь уже ничего не напоминает о блокпосте — еще в среду вечером подогнанные бульдозеры специально перепахали землю, чтобы не оставить никакого напоминания о российском военном присутствии.
Но по дороге из Каралети в Эргнети таких напоминаний довольно много. По обочинам то и дело попадаются развороченные машины — видимо, попавшие под танк. О войне напоминают и выжженные глазницы окон вдоль дороги. Наконец, сам асфальт просел от гусениц.
Поговорив с секретарем совбеза, я отправляюсь пешком к осетинскому блокпосту. Примерно посреди дороги замечаю, что навстречу мне начинает двигаться зеленый военный джип, а за ним несколько мощных тягачей. Поравнявшись со мной, джип притормаживает, и сидящий за рулем солдат дружелюбно кричит:
— Вы туда поосторожнее идите. Они сказали, что будут стрелять по всем, кто подойдет.
— А вы куда едете-то?
— Как куда? Имущество забирать,— джип снова набирает скорость, уезжая в сторону грузинского блокпоста. Пять гигантских тягачей следуют за ним.
Погранвойска
Метров за десять до осетинского блокпоста меня окружает человек десять: в камуфляже, без погон, все кавказцы, но многие разговаривают между собой по-русски с сильным акцентом, значит, далеко не все осетины.
— Вы добровольцы? — спрашиваю я одного, пока меня конвоируют к штабу, разбитому каменному домику со столом и кроватью внутри.
— Кто-кто? Мы пограничные войска Южной Осетии!
— Республики Южная Осетия,— поправляет второй,— скоро у нас свое государство будет.
Несколько раз у меня проверяют паспорт и удостоверение, фамилию и дату рождения записывают в отдельный листок, а потом несколько раз вызванивают кого-то по телефону, диктуя мои данные. Из толпы явно выделяется один русский военный, тоже без погон, которого называют Слава. Он, почти не смущаясь моего присутствия, инструктирует остальных:
— Ничего не комментировать, никому не представляться.
Потом разворачивается ко мне.
— А что они там про нас говорят, в Грузии-то? — начинает расспрашивать он.— Как обычно? Все то же самое, под диктовку господина Саакашвили? А много ли там народу, на грузинском блокпосте? Спецназ есть? А они там с оружием? Вообще-то это нарушение. По соглашению, в зоне безопасности до 10 октября никого с грузинской стороны с оружием. Вот к десятому мы все выведем, тогда, пожалуйста, заходите.
Слава несколько раз порывается уехать, но его задерживают. Оказывается, для разговора со мной — "по мою душу" — должен приехать кто-то из Цхинвали.
Я начинаю расспрашивать старшего среди осетинских пограничников, которого подчиненные называют Ильич:
— Вы собираетесь отходить дальше, в сторону Цхинвали, или здесь останетесь?
— Куда нам уходить? Это наша земля. Тут будет граница,— он показывает на старое здание заправки с надписью "Petrol", российским и осетинскими флагами.— А ты, кстати, знаешь, что на 50 метров к границе никто не имеет права подходить? Мы ведь и стрелять могли начать.
— Я ведь крикнул: "Можно?" — и ваши люди мне показали жестами, что да.
— Ну, если бы ты ко мне домой в гости пришел, туда бы я тебя пустил. А тут граница. Сюда просто так нельзя. Мы ведь не злые, но нас просто так обидели, что нам теперь приходится... И вообще, что ты все меня спрашиваешь? Ты ведь, наверное, сам все знаешь, а вопросы задаешь. Это я ничего тут не знаю. И не отвечу тебе ничего.
Я собираюсь уходить, но меня не отпускают — еще минут 20 мы ждем машины из Цхинвали. Подъехавшие объясняют, что в следующий раз, прежде чем пройти в Южную Осетию, нужно обратиться в государственный комитет информации и получить разрешение.
Когда я уже иду обратно, осетинские пограничники начинают допрашивать новую партию журналистов: итальянца, француза и чилийца.
— Что они тут делают? Дома сидели бы и не высовывались,— сердится Ильич.
Беженцы
С той стороны, куда недавно уехали "забирать имущество" российские военные, то и дело подъезжают оранжевые автобусы. В них — местные жители, которые не были дома несколько недель.
— Сегодня первый раз вернулась сюда, с августа. Лучше бы не приезжала,— говорит мне пожилая грузинка Нино.— Вот мой дом, здесь смотрите, первый по этой улице стоит. Не видите? А он сгорел. Полностью. По нашей стороне 15 домов было. Осталось три только, остальных нет.
— А где вы сейчас живете?
— В палаточном городке, около Гори. Сюда, наверное, уже и не вернусь никогда. Все потеряла. А что они там говорят? — кивает она на дорогу, где стоят грузинский, а за ним осетинский блокпосты.— Что они еще хотят с нами сделать?
В ее глазах слезы, но она не плачет и не причитает. Ее уже ждет автобус, поэтому она старается вкратце рассказать мне свою историю, чтобы не задерживать остальных. Из автобуса выглядывают несколько стариков с замотанными в тряпки корзинами. А через окно на меня смотрит мальчик лет десяти с игрушечным автоматом.
Я иду в деревню. На одной из улиц стоят двое сотрудников комиссариата ООН по делам беженцев и слушают рассказы жителей.
— Хотите, я вам свой дом покажу? Он у меня не сгорел, один из немногих уцелел. У нас просто крыша была землей проложена, пули в ней застревали, и ничего не загорелось,— обращается ко мне одна из жительниц Эргнети.
Ее зовут Светлана, она русская, жила в этом селе с мужем-грузином, свекром и двумя дочерьми. А когда российские войска заняли эту территорию и углубились в сторону Тбилиси, в деревню вслед за ними пришли мародеры, и почти все жители убежали в сторону Гори.
— У меня все забрали. Холодильник, телевизор, мебель, все. А что не смогли забрать, разбили. Пианино дочкино — в щепки, наверное, золото искали. Муку в банках и ту... не забрали, просто на пол высыпали. Когда эти мародеры пришли, они начали избивать всех подряд. У нас в деревне много женщин-осетинок живет, так они кричали им: "Мы свои!" А они отвечают: "А нам все равно, кто вы".
Она просит мужа отпереть калитку — хотя охранять, в общем, уже нечего, и проводит меня в огород.
— А вот тут мы похоронили нашего дедушку. Свекра моего. Его убили 12 августа, случайно, в перестрелке. Мы его прямо тут и похоронили. Не знаю теперь, как перезахоранивать. А когда я в дом вернулась в первый раз, обнаружила, что там собаки живут. Все вокруг дома сгорели, вот бездомные собаки и собрались у меня. Наверное, месяц тут прожили.
Стекол в доме нет, мебели тоже, потолки прострелены. На полу валяется все то, что мародеры выкидывали из шкафов, в поисках ценностей. В спальне, среди осколков и щепок валяется несколько купюр советского образца, с портретом Ленина. А на веранде на полу стоят горшки с цветами.
— Вот только цветы и уцелели. Странно даже, ведь никто их не поливал. Пытаюсь спасти их,— деловито рассказывает Светлана.— Нам идти некуда. Будем тут жить. Никто нам не помогает, ни одной копейки правительство не дает. Мы в деревне так думаем: этого Саакашвили надо бы повесить за одно место!
Я уезжаю из Эргнети в Ахалгори — село, где и вчера оставались еще два российских блокпоста. По дороге мне навстречу то и дело проезжают оранжевые автобусы с возвращающимися беженцами. Александр Ломая уверял меня, что 20% всех беженцев уже вернулись в свои дома.
А еще несколько раз вдоль дороги попадались длинные похоронные процессии. Правда, неясно, хоронили ли кого или перезахоранивали.
Добраться до самого Ахалгори до вечера так и не удалось. Дорога к селу — крайне живописный горный серпантин — перекрыта, а грузинские полицейские говорят, что поступило распоряжение никаких журналистов к российским блокпостам не пускать.
— Они там что-то еще копают. Вон, поглядите, отсюда видно,— говорит мне полицейский, показывая на блокпост метрах в трехстах.— А что там говорят? Русские уйдут отсюда?
— Говорят, что завтра к вам приедет французский министр Бернар Кушнер,— отвечаю я.
— А он, интересно, знает?