переводит на русский Дмитрий Ъ-Бутрин, заведующий отделом экономической политики
В кризисе приходится заниматься вещами, до которых в спокойное время просто не доходят руки. Так, например, комментируя инициативы правительства России 29 сентября, Рори Макфаркуар из Goldman Sachs дал корреспонденту "Ъ" комментарий (см. "Ъ" от 30 сентября): "В отличие от других стран правительство России не ограничено ни опасениями о moral hazard, ни ростом вмешательства в экономику...". Я почти автоматически перевожу moral hazard как "потерю репутации". Не тут-то было: на интернет-сайте уже на следующий день внимательный читатель "Ъ" немедля пеняет, мол, этот перевод некорректен и неточен. И то правда: в русском языке нет устоявшегося перевода термина moral hazard, но это можно выяснить только в момент финансового кризиса.
Термин moral hazard (буквально — "моральная угроза") появился исходно в страховом деле еще в XVII веке. На практике он означает следующее: клиент, застраховав какой-либо риск, нередко ведет себя менее осмотрительно в отношении этого риска, нежели раньше. Например (это уже из XX века), застраховав автомобиль, водит его с большей лихостью и — чаще попадает в ДТП, нежели это предполагает страховая компания, определяя страховой тариф. В 1960-х экономисты занялись проблемой moral hazard в рамках теории асимметричности информации, в оборот в англоязычном мире его ввел Кеннет Эрроу, в этом веке moral hazard много занимались Аллард Дебби и Лесли Боден из университета штата Техас. В России проблемой не занимался, в общем, никто, и понятно почему. Финансисты и специалисты по управлению легко обсуждают эти темы на английском, а на русском об этом некому говорить. Стандартная ситуация с moral hazard — это получение компанией некоей поддержки со стороны на нерыночных условиях, например, гарантирование кредита. Государству или госбанку, к которому как раз обращаются за такой поддержкой, не принято сообщать: "Дайте нам $2 млрд, но учтите moral hazard — мы скорее всего будем вести себя на радостях совсем уж безбашенно". Власть в России привыкла к тому, что господдержка высокоморальна по определению — и поэтому не может провоцировать на коррупцию, неверные инвестиционные решения и отказ от повышения конкурентоспособности.
Мне пришлось пригласить к обсуждению перевода moral hazard читателей моего блога на livejournal.com. Как выяснилось, в блогосфере прекрасно понимают, что такое moral hazard по-русски. Так, в списке наиболее удачных переводов читателей фигурировали "синдром безответственности", "риск утраты осмотрительности", "риск беспечного поведения", "стимулы к принятию излишнего риска", "риск безрассудства" и даже брутальное "поощрение разгильдяйства". Мой личный выбор — "риск снижения ответственности", в "Ъ" я пока буду переводить moral hazard так. Однако вот что странно. Ни в одной дискуссии о мерах по поддержке финансовой системы РФ на уже почти 4 трлн руб. (см. статьи на стр. 1, 2, 13, 14 и 15) ни Белый дом, ни тем более получатели поддержки ни разу не только не переводили moral hazard, но и вообще не упоминали о существовании этой проблемы. Видимо, господин Макфаркуар прав, и правительство просто не считает нужным думать, что, пообещав рынку решение проблем на четыре триллиона, оно столкнется со снижением ответственности бизнеса за эквивалент той же суммы. Нет перевода — нет проблемы? OK, считайте, что перевод уже есть: выбирайте любой из предложенных.