Официальных заявлений еще нет, но решение принято — Мариинского театра по проекту Доминика Перро в Петербурге не будет (см. "Ъ" от 6 октября). "Монстра рядом с Мариинским театром не будет",— сказал Валерий Гергиев и добавил, что берет судьбу строительства в свои руки. Это обнадеживает. Где не помог архитектор — спасет дирижер.
Русская песня Доминика Перро спета. Это большая неудача. Неудача самого Перро, который вложил в этот проект массу сил и нервов и потерял проект, который должен был стать одним из главных в его жизни. Он пострадал, несомненно. Неудача Министерства культуры, которое вложило в этот проект очень много чужих (наших с вами) денег и не довело его до конца. Оно не пострадало никак. Неудача нашей архитектуры, потому что мы показали, что иностранцам у нас не разгуляться, пока они не научатся выть по-волчьи. И даже моя личная неудача — потому что я хотел, чтобы именно этот театр был построен. Мы ведь могли получить не только квадратные метры, но и фантастическое здание.
Мое лучшее воспоминание — июнь 2002 года, момент объявления результатов конкурса и удовольствие от того, что все выглядит правильным и главное честным. Что никто не давит на жюри, что дали высказаться и русским, и западным архитекторам, что в итоге выбрали лучший проект еще не самого знаменитого в то время, но очень талантливого архитектора. Это у нас, в Москве, все решают чиновники, а в Питере, культурной столице, смотрите, все не так. На эти белые ночи Перро привез с собой семью (хоть посмотрят Россию) и потом сидел, ошалевший от счастья, в баре "Астории" и принимал завистливые поздравления коллег. Он был уверен, что самое сложное позади. Это была первая его ошибка.
— Будете ему выкручивать руки? — спросил я у министра культуры Швыдкого. Михаил Ефимович тогда даже обиделся. Министерство было совершенно не против того, что выигрыш достался французскому архитектору. Француз или русский — все равно, лишь бы он вел себя по писаным и неписаным правилам.
Для Перро начали потихонечку готовить обоснования, планы участка, зондировать грунты. Это длилось так долго, архитектор начал работать раньше, чем получил полную информацию о том, что от него собственно хотят и что ему предлагают. Это была его вторая ошибка — ему следовало бы ждать, пока все не принесут, и, поплевывая в потолок, отправлять запросы с уведомлением о вручении. Но Перро спешил, у него горели глаза, когда он говорил про Оперу. Для него Мариинка была Оперой, даже Гранд-оперой, а для нас это была так, вторая сцена. Устраивать сцены в России умеют и без Перро.
В несколько попыток его стали отжимать от проекта. Сначала ему заявили, что теперь, когда готов форпроект, мы объявим конкурс на разработку проектной документации. Перро возмутился — как такое может быть, он ведь уже выиграл один конкурс. Конкурс был отменен, тогда экспертиза, следуя букве закона, отказалась принять чертежи, подписанные западным архитектурным бюро. Архитектора заставили открыть мастерскую в России и проводить все решения через нее. Ему настоятельно посоветовали пока бросить эти проектные глупости и заняться делом: собрать бумажки, сходить в налоговую, в регистрационную палату, найти сотрудников, снять помещение. Не потребовали разве что переселиться в Питер. Я думаю, если бы Перро знал, что произойдет, он переселился бы. Это была его третья ошибка.
А произошло вот что — вскоре почему-то оказалось, что он один заинтересован в том, чтобы построить свою Оперу. Валерий Гергиев то ли охладел к проекту, то ли был очень-очень занят. К тому же построенный им концертный зал Мариинка-3 решил его оркестровые проблемы. Михаил Швыдкой судился с новым министром культуры Александром Соколовым за обвинение в "откатах на всех этажах". А спешно нанятые Перро русские сотрудники не смогли или не захотели организовать полноценную совместную работу. В Питере делали фундамент, в Париже проектировали купол. Русские помощники на вопрос, откуда ошибки, говорили что-то вроде "он там напридумывает, а нам отвечай".
Тем временем от Перро потребовали переделок — один вариант наложился на другой, началась неразбериха, и госэкспертиза, которая категорически отказалась сначала принимать проект, потом рассматривать его в сколько-нибудь неполном виде, наконец, с чувством выполненного долга отклонила его, сделав десятки замечаний. От эстетических — экспертизе проект не глянулся, он оскорбил их художественное чувство (которым мало кто, надо сказать, интересовался — ЮНЕСКО проект как раз согласовала) до технических — они не понимали, как сделать такой купол. Такого купола в Питере еще не делали. А делали ли где-нибудь еще в огромном мире — этого из окна конторы не было видно. Эксперты проявили принципиальность. Это ведь не проект башни "Газпрома", рассматривая который, я боюсь, всю свою принципиальность экспертиза засунет себе в задний карман. Нет, я даже не порицаю экспертизу — я думаю, что, если бы в конструкторский отдел Запорожского автозавода вдруг принесли бы чертежи Феррари, они бы тоже пришли в возмущение. Что за бред такой, когда у нас трещит план по "Запорожцам".
На все это бодание с экспертизой заказчики смотрели, разводя руками. А что они могли сделать? У нас в России так строго соблюдаются все законы, все, даже мельчайшие правила, говорили они, что мы абсолютно бессильны. Нельзя же в демократической стране давить на экспертизу, суд или следствие — только начни, мы одичаем так, что зубы чистить перестанем. Никак не можем. И не стали.
Все тянулось так долго, что я успел подружиться с Перро и старался объяснить ему значения таинственных слов "otkat", "raspil" и "zanos", но он так и не овладел современным русским. Не зря Михаил Швыдкой обвинял его в жадности — он искренне не понимал, почему свой гонорар он должен делить с другими. Если вам надо платить русским, платите отдельно русским, отдельно мне. Наивный человек, не от мира сего. Ошибка номер четыре. Но уже последняя — остальные ошибки успешно доделали мы сами.
В конструкции купола Перро пошел на уступки — не помогло. От него потребовали уменьшить высоту, и театр стал зарываться в землю. Не помогло опять, и тогда уставшее министерство расторгло с ним контракт. А русские сотрудники, радостно избавившись от опеки Перро, мгновенно дочертили проект, стряхнули крошки и провели его через экспертизу.
При Перро они как раз занимались фундаментами и вообще во всех смыслах прочно стояли на нашей земле. После уменьшения высоты в проекте появились проблематичные для Питера котлованы. Может быть, никто из тех, кто утвердил вторую проектную документацию, не знал, что город Петербург был построен на болоте? Может быть, они полагали, что у Перро были какие-то особенные разведданные о грунтах, а не те, что он получил он от нас самих? Как бы то ни было, яма переполнила чашу терпения — с криком "ах! все равно ничего не получается!" погнали и русских.
В этот момент на сцену наконец-то вышел тот, для кого все это кипело и бурлило пять лет — худрук-руководитель Мариинского театра Валерий Гергиев. Я-то давно ждал его появления. Помню, как он вел первую пресс-конференцию после конкурса. Английский переводчик показался ему медлительным. Как молния взлетел маэстро на трибуну, изгнал переводчика и стал переводить сам — с английского на русский и с русского на английский. Его раздражала чужая медлительность. Чужая поспешность тоже. И все чужое вообще. Когда Перро спрашивал меня, какой же театр хочет Гергиев и как это у него узнать, когда маэстро неуловим, в каком аэропорту его поймать и как убедить оторваться от мобильного телефона, я отвечал, что Валерий Абисалович построит только тот театр, который нарисует сам.
Возможно, правильнее было бы тратить время на объяснения с архитектором, но видимо для Валерия Гергиева (как и для Минкульта) процесс строительства нового театра представлялся не более сложным, чем покупка новой машины. Заплатил, сел, поехал. Перспектива совместно строить эту машину его явно не привлекала.
Теперь придется, и Мариинку-2 будут возводить методом народной стройки. Скоро назовут имя архитектора, который будет за этим следить из-под дирижерской палочки. Я ему не завидую — что бы ни построилось, сравнений не избежать. Если это будет слишком авангардно, станут говорить — почему тогда уж не Перро. Если слишком традиционно — будут спрашивать, почему вместо перровской золотой галоши здесь появился этот почтенный лапоть с колоннами. И в любом случае я посоветую Доминику Перро еще хотя бы раз слетать в Петербург. Продирижировать оркестром Мариинского театра.