В англоязычном мире почти не переводившийся у нас Арнольд Беннет — очень известный писатель. Но как персонаж Беннет известен чуть ли не больше, чем как автор. Причем как персонаж отрицательный. Таким его вывела Вирджиния Вулф в эссе "Мистер Беннет и миссис Браун", напечатанном в 1924 году. Это очень важный текст: здесь Вулф заявила о своей вере в другую реальность — в реальность метафизики, а не факта, в реальность эмоции, а не описания. То, что выдавали за реальность те, кого она называла "эдвардианскими писателями",— Уэллс, Голсуорси и, в первую очередь, Беннет,— казалось ей скудной, а главное, лживой имитацией. Вулф вспоминает "миссис Браун" — старушку, которую недавно видела в поезде, следующем из Ричмонда в Ватерлоо: "Из тех, чья невероятная опрятность свидетельствует о чрезвычайной бедности больше, чем грязные лохмотья". Что бы сделал с миссис Браун Арнольд Беннет, возьмись он писать о ней? Он превратил бы ее в "характер", он запротоколировал бы все ее манеры и замашки, все ее пуговицы и морщинки, все ее ленточки и бородавки. Такое не имеющее отношения к подлинности описание Беннет и другие писатели-эдвардианцы приучили читателя считать реальностью. И теперь публика требует от писателя: "У старушек есть дома. У них есть пенсии. У них есть слуги. У них есть грелки. Мы отличаем старушек по этим признакам. Мистер Уэллс, и мистер Беннет, и мистер Голсуорси всегда учили нас, что именно так их и надо отличать". Вулф считала, что миссис Браун необходимо спасти от мистера Беннета — потому что она другая, совсем не похожая на то, что он из нее сделал. Для того чтобы рассказать о миссис Браун, совсем не обязательно "сперва предъявлять читателю ее грелку".
Но "Заживо погребенный" — произведение довольно раннее и легкомысленное, оно написано до того, как Беннет взялся за сделавший его знаменитым цикл романов из жизни промышленной провинции "Пять городов". Так что в "Погребенном" он предъявляет минимальное количество грелок. И они не раздражают, а скорее как раз греют.
Завязку этого романа трудно назвать реалистической. У известнейшего и преуспевающего английского художника по имени Прайам Фарл, в основном проживающего за границей, во время короткого пребывания в Лондоне умирает слуга. А Фарл настолько застенчив и так боится шумихи, которая непременно поднимется, когда соотечественники прознают о его присутствии на родине, что, представившись именем почившего слуги, он выдает мертвое тело за останки знаменитого Фарла. В итоге лакея хоронят в Вестминстерском аббатстве, а Фарл начинает жить "простой" жизнью под его именем. Внутри этой абсурдной ситуации Беннет честно пытается быть предельно точным. Он подробнейше описывает не только самого Фарла — его короткие седеющие усы и бородку, морщины, объемистый живот, его привычки и шляпы; не только отдает должное всем статям и деталям туалета его обретенной в новой жизни возлюбленной — он внимателен к официантам, банковским служащим, священнослужителям и даже к "помойному ведру, венчанному крученой тряпкой". И тут нельзя не признать правоты Вирджинии Вулф: в этих бесконечных чертах и черточках, в этих деталях и уточнениях потерялась бы не только бедная миссис Браун — теряется и знаменитый художник Фарл. В итоге мы знаем про него, что он хоть застенчив, но вспыльчив, а также какой у него фрак, что он ест на завтрак и какие сигары предпочитает. Вот, в общем, и все — у Беннета, в отличие от Диккенса, сравнение с которым тут напрашивается, вещественная деталь не выражает внутреннюю сущность, а, наоборот, заслоняет ее.
Зато этих деталей много и они вполне увлекательные. Заголовки вечерних газет, цены на номера в апартаментах. Меню в ресторанах — тех самых, где в то же самое время ели Ллойд Джордж, Бернард Шоу, Чарльз Ренни Макинтош и выступавшая в мужском платье звезда мюзик-холла Веста Тилли. Плюс забавно-трогательные пассажи вроде "он почувствовал гордость самим собой и этой смешной Англией, которую, сами не зная почему, мы все так любим". И все это отлично переведено Еленой Суриц.
В конце концов — не всей же литературе быть великой. Подобно тому как некоторые автомобили существуют для того, чтобы быть исключительно "второй" машиной, так и некоторые тексты работают именно в качестве "второй", а скорее двадцать второй книжки. То есть за нее берешься, когда все — и главное, и актуальное — уже прочитано. И точно так же, как "вторые" машины, эти книги часто доставляют особое, не отягченное ничем удовольствие. "Заживо погребенный" Беннета — именно такая книга.
Б.С.Г.— Пресс, М.: 2008