В музее Метрополитен в Нью-Йорке (The Metropolitan Museum, New-York) открыта экспозиция "Живопись и миниатюра во Флоренции раннего Ренессанса, 1300-1450" (Painting and Illumination in early Renaissance Florence. 1300-1450). На выставке собраны работы пяти поколений миниатюристов, работавших во Флоренции на протяжении полутора веков, а также живописные работы, тесно связанные с традицией миниатюристов, от Пачино ди Бонагвида до Фра Беато Анджелико. Кураторы прежде всего стремились показать, что искусство миниатюры не было наглухо замуровано в каменных стенах монастырских библиотек.
Сегодня любой уважающий себя сноб испытывает к нежно-голубым перышкам и прелестным личикам ангелов Фра Беато снисходительное презрение, слегка смягченное постмодернистской терпимостью. В этой усмешке отражена лишь одна скоротечность такого понятия, как тонкий вкус. Сравнительно недавно все те же снобы, отворачиваясь от болонцев и фламандцев XVII века, млели перед "живописью на золотом фоне", как называют на полупрофессиональном арго сьенско-флорентийское искусство XIII — начала XV веков. Результатом этого увлечения стали многие километры золотого мерцания, вывезенного из итальянских церквей и монастырей в английские и американские собрания. В отделе раннего итальянского искусства в Метрополитен или в Национальной галерее в Вашингтоне кажется, что целые бригады живописцев специально работали на американских коллекционеров, иначе в Италии не осталось бы никакой живописи.
Широкая публика всегда была верна своей любви к итальянскому благочестию. Правда, с тех пор, как англичанки и американки с Джоном Рескином и Генри Джеймсом под мышкой принялись топтать камни, по которым ступал Данте, золото тосканской живописи несколько потускнело от их бесконечных вздохов. Поэтому картины часто нуждаются в расчистке, как в буквальном, так и в переносном смысле. За первое берутся опытные реставраторы, за второе — искусствоведы. В последнее время такие расчистки предпринял Метрополитен, устроив серию выставок раннеитальянской живописи. Недавно там проходила выставка "Живопись света", посвященная сьенскому кватроченто, а теперь Нью-Йорк смог насладиться тречентистской Флоренцией.
Уже в выборе времени, ограничивающем рамки нью-йоркских выставок, чувствуется изящество вкуса и ненавязчивая оригинальность. Всякий любитель живописи, даже поверхностно знакомый с историей искусств, знает, что расцвет сьенской школы приходится на XIV век, то есть на треченто, когда свой город прославили Симоне Мартини и братья Лоренцетти. Флоренция же, устав от гениальности Джотто, в это время отдыхала, чтобы приготовиться к гениальности Мазаччо и пышно расцвести в эпоху кватроченто, то есть в пятнадцатом столетии. Выбор же нетрадиционного для Сьены XV века и столь же нетрадиционного для Флоренции конца XIV, а миниатюры вместо досок, хотя и не опровергает устоявшихся приоритетов, тонко показывает, что и в Сьене, даже не в лучшие ее времена, все было не так уж плохо, и во Флоренции многое достойно интереса за рамками обычной университетской программы.
Обе выставки, а флорентийская в особенности, имеют к тому же несомненное научное значение. Здесь мы вступаем в святая святых искусствознания. С того времени, как тосканские картины стали грудами вывозиться из Италии, то есть с конца XIX века, возникла естественная потребность в их атрибуции. Не всем же в самом деле называться Симоне Мартини или Фра Беато, хотя различить индивидуальность в этой живописи — дело необычайно трудное. Если речь не идет о таких столпах флорентийской школы, как Бернардо Дадди или Таддео Гадди, то найти какие-то приметы, по которым можно было бы Маэстро Бамбино Виспо отделить от Мастера Мадонны Штрауса — работа такая же сложная, как классификация инфузорий. И столь же увлекательная.
Итогом такой работы явились многотомные издания, посвященные ранним итальянцам, где бесконечно рассматривались тончайшие различия в трактовке мочек ушей мадонн, ноздрей младенцев и перышек ангелов. Опровергались одни атрибуции, вокруг новых имен собирались старые работы, появлялись ранее неизвестные художники, и часто, подобно каким-то фантомам, возникали живописцы, прозываемые искусствоведами Мастером смеющегося младенца или Мастером плачущей мадонны. Нью-йоркская выставка также обогатила наше представление о флорентийской миниатюре такими индивидуальностями, как Мастер доминиканских изображений и Мастер кодекса Святого Георга.
Выставка в Метрополитен готовилась пять лет. Благодаря усилиям кураторов и спонсоров она замечательна тем, что впервые за несколько столетий зритель получил возможность увидеть многие памятники в своей первозданной целости. Со времен моды на Grand Tour англичане имели манеру увозить на память что-либо из прекрасной Италии. Не у всех хватало средств, чтобы покупать коллекции en bloc, поэтому часто довольствовались какими-нибудь фрагментами. Рукописи потрошились. Пергаментный лист с миниатюрой был дешевым, необременительным и изящным сувениром. К тому же решалась проблема таможенных сборов.
Тоже самое относится и к живописи — везти деревянный алтарь затруднительно, а взять с собой небольшую отпиленную досочку — не очень дорого, но очень мило. Сегодня, начав любоваться какой-нибудь историей святого в Риме и желая узнать, что с ним случилось дальше, надо отправиться в Лос-Анджелес, Мельбурн или Оттаву. В Метрополитен оказались собранными воедино такие шедевры, как книги, расписанные Лоренцо Монако и Доном Сильвестро деи Герардуччи, ранняя пределла Фра Беато Анжелико и лаударий, то есть сборник церковных гимнов, украшенный миниатюрами Пачино ди Бонагвидо. К сожалению, после выставки различные части этих произведений опять разъедутся по всему миру.
Кроме всех перечисленных достоинств, экспозиция станет упоительным зрелищем для человека, свободного от снобистской ограниченности и имеющего смелость воспарить над вкусами эстетской толпы. Обаяние невыразимо красивых букв, выведенных благочестивыми братьями в тиши монастырских скрипторий, напоминает о цветах в закрытых средневековых флорентийских двориках, о красоте стрельчатых сводов Санта Мария Новелла и колонн Сан Миньято, о куполе флорентийского неба над драгоценной чашей города и прочих прелестях прекраснейшего места Европы, которое не в силах скомпрометировать никакая туристическая ажитация. Царь Давид в инициале S, Святая Троица в инициале B, три Марии у гроба Господня в инициале A — уже одно перечисление экспонатов выставки издает то тончайшее благоухание, по которому узнается цветущая Флоренция — "ирис нежный".
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ